Вечная молодость

Одна дама отправилась на базар, непременно желая купить кило пуговичины. Речь шла о баранине, она, естественно, перепутала le mouton и le bouton, барана и пуговицу, и настаивала на своем. Вторая для разнообразия требовала полкило вестибюля. Естественно, она имела в виду печенку, большую такую, foie, только почему-то у нее из этого вышло foyer, то есть вестибюль. Результатов этих попыток я не знаю, все-таки, думается мне, вернулись они домой с покупками, потому что арабские рынки и не такое видали.

Рекорд поставило мое младшее чадо, Роберт. Он пришел на сук, алжирский базар, и стал болтать с арабом, настоящим, местным, в бурнусе и тюрбане.

– Vous-etez Russe? – спросил араб.

– Non, et vous? – ответил Роберт, не задумываясь.

В переводе это звучит не столь светски и блестяще, как по-французски, тем не менее:

– Вы русский?

– Нет, а вы?

Суть в том, что всех наших черт драл и холера трясла, когда их принимали за русских. Мы не желали быть родом из Советского Союза. Видя, какой эффект произвел его ответ, Роберт стал с огромным успехом применять его всюду и повсеместно, и вполне может статься, что тем самым он многим дал информацию к размышлению, потому что все наши с большим энтузиазмом его поддерживали.

Кроме того, я свято уверена, что немедленно после того, как этот последний том я отдам в печать, мне тут же станут напоминать и прочие языковые курьезы. Ничего не поделаешь, поезд ушел, пусть сами и пишут дополнения и поправки.

Опять же, понятия не имею, с чего это я вдруг стала писать про языковые хохмы. Ведь собиралась-то я повести рассказ о наследстве.

Тетя Ядзя несколько раз звонила, огорченным голосом рассказывая, что у нее страшные проблемы. Умерла какая-то дальняя родственница, степень родства раз и навсегда осталась для меня тайной, но вроде бы мать родственницы и моя бабка были двоюродными сестрами, а может, и вовсе седьмая вода на киселе. По крайней мере, какой-то общий предок у них был, а сразу после войны и покойница, и ее мать какое-то время жили у бабушки на Праге, потому что им некуда было деться, они все потеряли. Тетя Ядзя и бабушка им помогали, как могли. Длилось это недолго, родственницы быстренько встали на ноги, и семейные связи почти порвались.

Не знаю, что делала мать, особа уже в то время немолодая, но знаю, что дочка стала работать у ювелира и занималась этим делом всю жизнь. Ну ладно, сразу признаюсь. Эту историю я воткнула в «Две трети успеха» и сейчас мне надо как следует напрячь мозги, чтобы сообразить, что я выдумала, а что было на самом деле.

Ювелир был, это точно. Замуж эта дочка тоже выходила. Муж у нее был человеком весьма зажиточным, хотя не помню, чем он там занимался. Детей у них не было, после смерти матери у этой родственницы никого из близких не осталось, а у ее мужа была сестра. Он загодя составил завещание, в котором единственной наследницей назвал свою жену. Если бы жена умерла раньше, чем он. то наследницей стала бы сестра. Он умер, завещание вступило в законную силу, а жена пережила его на много лет.

Обе они, и жена и сестра, питали друг к другу острейшую неприязнь и вообще не виделись. У этой дальней родственницы бывала тетя Ядзя, а также многочисленные приятели и приятельницы, среди них самая близкая к покойной. У сына этой подруги, можно сказать, было две матери, потому что покойная была его крестной матерью и любила его, как родного сына, а может, и больше. Все для мальчика! Покойная на весь свет раструбила, что мальчик этот станет ее наследником, ее кооперативная двухкомнатная квартира должна перейти ему, и вообще все, что после нее останется, – пойдет этому ребенку! Тетя Ядзя эту историю знала и мне рассказывала ее раз двадцать.

Родственница умерла, и началась свистопляска. Чуть не плача от обиды и возмущения, тетя Ядзя мне рассказывала, что понятия не имеет, как ей теперь быть. Она чувствует себя обязанной выполнить последнюю волю покойницы, а золовка покойной, та самая сестра мужа, вцепилась в это наследство, как обезумевшая гарпия. Крестного сына нет, он давно вырос и по контракту работает не то в Германии, не то в Ливии, его мать пытается отстоять для него хотя бы квартиру, но тоже не может ничего сделать, потому что письменное завещание никогда не было составлено, золовка наняла адвоката-мошенника, сует всем в нос то старое завещание брата, утверждая, что у нее есть права, ключи от квартиры растащили разные люди, поэтому теперь в квартиру можно войти только всем вместе и так далее. Тетя Ядзя поневоле во всем этом участвует, поскольку один из ключей оказался у нее, – в общем, плач и скрежет зубовный, а конфликты только множатся.