Вечная молодость

В течение долгого времени им занимались втроем: моя мать, Люцина и мой отец. Потом уже только моя мать и Люцина отдавали свое время этому Молоху. Люцина жила почти напротив калитки нашего участка, по другую сторону улицы, и вопрос приезда на участок для нее не существовал. Мать в таких случаях ночевала на квартире сестры, что для нее тоже было очень удобно, а от себя, с Аллеи Независимости, она ехала автобусом без пересадки, причем остановка была у дома Люцины. Одно удовольствие. А я, без машины, должна была добираться уже двумя автобусами. Как-то раз я специально проверила и убедилась, что путешествие на садовый участок занимает у меня пятьдесят минут. А я никогда в жизни не располагала избытком времени.

Не было у меня и ключей. Ни от ворот садового кооператива, ни от калитки, ни от садовой беседки. До сего дня я ломаю голову, почему эти чертовы бабы не дали мне ключей, которые, в конце концов, я могла бы отнести в мастерскую и сделать дополнительный комплект. Отсутствие ключей приносило страшные неудобства. Казалось бы, обе дамы должны были торчать там безвылазно с весны до осени, но, невзирая на это, каким-то таинственным образом я не заставала их в двух случаях из трех и не могла попасть внутрь, что меня в конце концов так разозлило, что я почти перестала приезжать. Они полезли ко мне с претензиями, тогда я попыталась договариваться с ними на определенное время, что тоже не принесло результатов. Приобретя машину, я несколько лет служила им средством транспорта. Возила я туда и коровьи лепешки, и негашеную известь, причем известь рассыпалась у меня в багажнике, хорошо еще, что дождя не было. Я подряжалась на совершенно определенные работы: перекапывание земли по весне, сбор урожая и перекапывание по осени, копание картошки, а на мелочи у меня уже времени не хватало. Люцина с моей матерью ухаживали за участком так, что получали местные награды, это была их мания, хобби, бзик и единственное счастье в жизни; урожаи были слишком большие, и они издевались над окружающими, требуя, чтобы те забирали с участка помидоры, свеколку, морковку, картошку, яблоки, сельдерей и черт знает что еще. А, смородину! От смородины вообще можно было рехнуться...

Кроме всего прочего, у нас были разные взгляды. Сперва там росла груша прабабушки из Тоньчи – Люцина постаралась достать от нее саженец, и плодовитость этой груши переходила все границы, но потом с ней что-то случилось. Я-то считала, что ее надо спасать, может, привить ее на другую грушу, это было вполне доступно. Так нет же! Они срубили эту грушу, по-моему, просто в запале, и потом сами потихоньку жалели. К моему отчаянию, они выкинули прочь малину, утверждая, что малина слишком уж разрослась и с ней надо бороться. Я в основном не вмешивалась, потому что мое участие в сельхозработах было мизерным, но страдала я очень, и потому мне не хотелось заниматься участком.

Разумеется, там часто бывали мои дети. Ежи получил в свое единоличное распоряжение целую грядку, тут и доказал, что он истинный потомок своих предков по матери. В нем проснулись черты прапрабабушки, он сажал там что попало, некоторые растения и вовсе вверх ногами – ничего страшного, все выросло. Меня специально вызвали, чтобы показать эти джунгли: действительно, плотный куст растительности просто буйствовал, а в самой середке весело спели помидоры размером с кулак. Значит, была у Ежи легкая рука от прабабок, жаль, что он не стал садовником.

Роберт растительности не выносил, его аж передергивало от омерзения при одном упоминании о земляных работах, зато он смастерил тачку, которая, правда, не пролезала в калитку, но за этим маленьким исключением была просто замечательная.

В течение долгих лет это был рай, существовавший как бы на полях моей жизни, где-то с краю, после чего наступил момент, когда мне пришлось заняться участком серьезнее. Произошло это после смерти Люцины, моя мать уже не справлялась с хозяйством, и ей надо было помочь. Вообще-то в последние годы весьма полезным оказался Марек: деревья он стриг профессионально, перекидывание компоста в его исполнении выглядело как приятное развлечение, он же наконец приладил козырек над дверями беседки, и мне кажется, что скорее наступит конец света, чем этот козырек обвалится. Но потом Марек выпал из моей биографии, и всю работу мне пришлось делать самой.

Ну хорошо, не удастся мне скрыть, как моя мать решила разнообразить мою жизнь. Прежде всего, она была явной пироманкой: обожала жечь костры, причем чем больше, тем лучше. Ее невозможно было остановить, она плевала на атмосферные явления, украдкой пихала в огонь целые охапки засохших стеблей, срубленные кусты, сухие листья, удивляюсь, как она не спалила дотла все Океньче. Я до сих пор еще не выкинула блузку, у которой на спине прожжены две большие дыры; блузка была любимая, и я все еще надеюсь залатать дыры.