Вечная Любовь

- Ты так радуешься каждой мелочи...

- Вся жизнь - праздник!

- Ну, конечно! Да, ты не видишь обратную сторону Луны в жизни, у тебя не было никаких несчастий, никто не обманывал тебя? Да ведь бывает такое, что после жить уже нельзя. Или надо полностью переродиться и стать совсем другим.

- И ты перерождался?

- Сколько раз...

- Ты, наверное, все усложняешь.

"Valley of the Dolls" медленно плывет с магнитофона, "Долина кукол"... Видимо, это какая-то мечта многих и многих добродушных людей... Кукольный домик, где милая девочка, сама похожая на куколку, воспитывает со своим мальчиком их малышей, и все это лишь нежная и безобидная детская игра "во взрослых", в "больших".

Словно детство в 60-х годах: эта смешная и милая культура городского мещанства, в которой все тогда жили... И как это было похоже на какую-то повесть о Незнайке и его друзьях Пончике и Сиропчике, Торопыжке и Кнопочке, как все они все время ходят друг к другу в гости, угощают друг друга разным печеньем и вареньем, сочиняют стишки в альбомчиках, дарят подарки...

Милые и смешные люди-дети, они так учились взрослой жизни... учились друг друга любить...

Но сейчас этим уже не проживешь.

Ведь предстоит нечто неописуемо более прекрасное.

Глава 7

Я = Я

или поэма трансформированного времени

- Ты, наверное, все усложняешь, - прозвучало эхом. - Может быть, ты хотел бы рассечь скальпелем живую жизнь, пронумеровать, описать интегральными уравнениями... Может быть, ты - Сальери, и хочешь математически высчитать, почему цветок - красивый, а небо - голубое?

- Высчитать? Да я, напротив, всю жизнь живу принципом "sola fide", "одною верой". Сальери... А ты понимала когда-нибудь вот это его: "Нет правды на земле, но правды нет и выше"? А жить в абсурдном мире нельзя. Надо соединить веру и разум. Иначе - финиш.

- Ему потому весь мир казался абсурдным, что он никого не любил. И его, видимо, никто не любил.

Сто дождей будут падать на мир, сто ветров...

Тебя зовут Верой. Жить одной верой, одною Верой.

- Он любил искусство, а значит - весь мир.

- Нет, Орлов, ты просто гений... Стой. Сколько времени? Второй час? Мне пора. Я могу опоздать.

Это ли проблемы? Лишь набирать номер на телефоне.

- Можно вызвать такси? Прямо сейчас. В Солнечный. Жду.

- Но у меня нет денег, а еще и за вызов платить.

Достать из "дипломата" эту пачку банкнот, протянуть тебе.

- Бери, сколько надо.

- Ничего себе! Откуда у тебя столько?

- Ограбил нищих.

- Орлов, ты просто артист...

- Не обращай внимания. Бывает. Я циник.

- Вот как? Отчего же?

- Как-нибудь расскажу. А теперь - есть у нас еще одна минута на двоих...

Включить музыку, подойти к тебе, подать руку...

Сто дождей будут падать на мир, сто ветров.

По-детски открытая и по-женски загадочная... И это сейчас, когда душе уже не надо никаких расслабляющих женских ласк! Милая девочка, где же ты раньше была?! Словно тебя и ждал тогда, в Белый День, а вовсе не Ирину Истомину... И не Эльвиру пять лет спустя...

- Ты веришь во что-нибудь?

- Верю? Да, Малыш, верю: все, что ни делается, все к лучшему.

Какая банальность, казалось бы... Но разве не так?

В этой простой фразе скрыта какая-то глубокая тайна твоей ничем не нарушаемой радости.

- Это тебе в подарок.

- Что это? "Андрей Орлов. "Иллюзион". Стихотворения". Надо же... Так вот откуда у тебя столько денег. Подпиши на память.

Напишу тебе на латинском, все равно ты его не знаешь:

"Amata nobis, quantum amabitur nulla".

- А что это значит?

- Потом как-нибудь скажу.

- Хочешь, я буду делать иллюстрации к твоим стихам?

- Конечно. Только я еще не знаю, в каком стиле ты рисуешь.

- Соедини вместе Сальвадора Дали и Обри Бердслея.

- Так ты и в цвете, и в черно-белой графике?

- Да. Постой, Орлов... Сколько времени?

Снова берешь мою руку с электронными часами как свою:

- Бежим!

Вот мы и в прихожей.

- Где тебя найти в твоем огромном политехническом?

- У тебя есть записная книжка? Давай.

Достаешь из сумочки авторучку, ровные красивые буквы бегут по листу строка за строкой.

Застегиваешься. Достаешь помаду. Красишь губы, глядя в зеркало...

Смотрю на твое отражение и не вижу самого себя. Ведь я должен отражаться рядом с тобой. Да может ли быть вдруг...

Перехватываешь в зеркале мой взгляд, замираешь на миг:

- Ты так смотришь на меня, Орлов... Поцеловать меня хочешь?

- Да.

Стоп. Есть еще одна минута на двоих. Надо сказать последнюю правду.

- Ты знаешь, я женат.

- Ваше величество, по этому дому видно, что если вы и женаты, то ваша жена не бывала здесь страшно долго, так долго, что вы почти забыли о ней. Но вам совсем не надо расставаться с ней ради другой женщины, если вы не хотите этого.

Вот теперь это зеркало отражает и меня, и зазеркальные руки Верочки вдруг ложатся на плечи Орлову и сплетаются у него на шее. Какая-то пружина разжалась и бросила нас навстречу друг другу... и лицо... твое лицо... вот оно - ближе, ближе, еще ближе...

Что это? Поцелуй. Когда же последний раз так трясло, словно под током, при таком легчайшем прикосновении к женщине...

Поздно... Дожди рекою стали...

Поздно... Давно вернулись стаи в гнезда...

Зачем ты пришла, скажи...