Эмма подняла голову и посмотрела на него, не зная, за что она ненавидит его больше — за его энергию или за его властность.
— Вы бы лучше попросили его выписать лекарство, — стараясь не раздражаться, сказала Эмма. — Вам бы следовало знать, что в Южной Каролине малярия тоже не такая уж редкость.
— У меня ее никогда не было, — возразил он самоуверенным тоном. — Кроме того, я не хочу, чтобы вы потом говорили, будто я не позаботился о вас, когда вы заболели.
— Я вообще не хочу, чтобы вы заботились обо мне, здорова я или больна.
Не обращая внимания на ее слова, Брент подошел к ней и поднял ее на руки.
— Мэгги бы не простила мне этого, — сказал он, прижимая ее к груди.
Эмма подумала было воспротивиться, но почувствовала себя так уютно у него на руках, что не стала этого делать под предлогом, что у нее нет сил. Единственное, за что она возблагодарила Бога, так это за то, что на нем рубашка: неизвестно, чем бы кончилось, если бы он прижал ее к голой груди.
Брент быстро сбежал с лестницы и осторожно усадил ее на сиденье заново отремонтированной машины. Эмма удивленно заморгала, вспомнив, как зверски покорежила ее.
Взглянув еще раз на девушку, Брент ужаснулся ее виду и постарался побыстрее завести мотор.
— Положите голову мне на плечо. — Он ласково притянул ее к себе.
Он, наверное, шутит, — подумала она.
— Спасибо. Мне и так удобно.
Очевидно, он тоже решил, что идея не блестящая, и не стал настаивать.
— Прошу прощения, что вынужден везти вас в этой колымаге, но моя спортивная машина будет готова только на будущей неделе, — тихо проговорил он, взглянув на ее пылающее лицо.
У него в самом деле был виноватый вид, и он ничуть не сердился на нее из-за аварии.
— Ничего, — пробормотала Эмма, не поднимая головы.
Он так мягко тронулся с места, что, если бы у нее была чашка с чаем в руках, она бы не пролила ни капли. Рядом с Брентом она вдруг ощутила такую защищенность, как будто они давно знали друг друга.
Брент на руках внес ее в кабинет доктора Конвилля, словно она была двухлетним ребенком, и, положив ее на кушетку, сел рядом на стул.
Через несколько минут явился доктор. Маленький, подвижный, с шапкой седых волос, он был похож на доброго дедушку. Подтвердив диагноз, он предположил, что приступ случился из-за быстрой смены климата. Африка, Аляска, Вашингтон, Уэбстер. Через двадцать минут он уже проводил их до двери, вручив рецепт.
По дороге они заехали в аптеку, Брент купил лекарство и повез Эмму домой. Не больше часа потребовалось на все путешествие, но она была словно выжатый лимон и почти не помнила, как Брент совал ей в рот таблетки и укладывал в постель.
Через несколько минут ее потянуло в сон, но она еще почувствовала, как он коснулся ладонью ее лба. Ей не хотелось, чтобы он убирал руку, и она попыталась вырваться из тьмы, чтобы сказать это, но тут же провалилась в сон.
Этот день и следующий она провела в постели и была как в тумане. Брент все время оказывался рядом, когда ей хотелось пить или пора было принять таблетки, которые ей совсем не хотелось принимать, и настаивал на своем.
— Пейте, пейте. У вас прибавится сил, — просил он, поднося к ее губам чашку.
— Жаль, что у меня нет сил запустить ею в вас, — с напускным раздражением бормотала она.
— Ну-ну, Эмма. Не надо меня «благодарить».
Она не успевала придумать достойный ответ, как снова проваливалась во тьму.
Вечером второго дня лихорадка отступила, и Эмма проснулась с ясной головой, но совершенно ослабленная. Выглянув в окно, она подумала, что, если малярия будет посещать ее при каждой перемене погоды, ей предстоит нелегкий год.
6
— А, вы проснулись?
Брент вошел в комнату с очередной порцией лекарств и торжествующе посмотрел на нее. Он обогнул кровать и уселся всего в нескольких дюймах от нее, словно это было его законное место.
Эмма отодвинулась при виде чашки, в которой плескалось что-то непонятное.
— Что на сей раз? — спросила она и заставила себя сесть.
У нее хватило сил натянуть на себя одеяло, впрочем, он и так уже видел гораздо больше, чем ей бы хотелось.
Брент не остался безразличен к ее уловкам, и на его губах появилась знакомая Эмме кривая улыбка.
— Добро пожаловать в царство живых. — И он протянул ей стакан. — Я принес бананы, йогурт, груши, кое-что еще, но это тайна. Я подумал, что вам не мешает подкрепиться.
Эмма поморщилась от его слов, но взяла стакан и сделала глоток.
— О, очень вкусно! — воскликнула она.
— Старый семейный рецепт, — с гордостью произнес он. — Я всегда готовил это, когда мама кормила моих братьев. Очень полезно.
— Но я не кормящая мать! — Эмма чуть не поперхнулась.
Его взгляд скользнул по ее груди, укрытой одеялом.
— Нет. Но вам все равно нужны силы.
Странное чувство охватило Эмму. Не понимая почему, она ухватилась за одну из его предыдущих фраз:
— Братьев?
Он кивнул.
— Не только братьев. Нас три брата и две сестры. Я самый старший.
Во времена, когда в семье, как правило, не больше двух детей, встретить почти такую же многодетную семью, как у самой Эммы, — большая редкость.
— Я тоже самая старшая из шестерых. — Она улыбнулась.
— Знаю. Мэгги показывала мне фотографии.