– …Учитывая пожелания и возможности заказчиков, наш проект предполагает три модификации «Лабиринта», различаемые по занимаемой площади, по общей длине переходов и среднестатистическому времени блуждания. Последняя, третья модель этой серии была проверена в полевых условиях в третьем квартале текущего года. Наш сотрудник, один из авторов проекта Алексеев… – докладчик указал на скромно сидевшего в углу человека, тот поднялся, неловко кивнул и снова сел, – мастер спорта по ориентированию на местности, любезно согласился провести в «Лабиринте» в трудных погодных условиях три часа восемнадцать минут, что соответствует расчетному времени блуждания, и по истечении этого времени вышел с такой же легкостью, как и вошел. – Докладчик выдержал паузу и продолжил. – В заключение я должен сказать, что в нашем проекте мы не ограничивались только техническими задачами. Не меньшее значение мы уделили задачам воспитательным. Так, например, каждый тупик и каждое разветвление «Лабиринта» предусмотрено снабдить полезной информацией. Представьте себе, – он ткнул указкой в «Лабиринт», – вы идете, идете, идете, идете и заходите в тупик. И тут перед вами… – он сделал знак Алексееву, и тот энергично развернул плакат, – плакат!..
– «Продавцы и покупатели, – было написано на плакате, – будьте взаимно вежливы».
– …Или.
Алексеев сменил плакат: «Будешь пить молоко, будешь бегать далеко».
– …Или.
Алексеев развернул следующий: «Пива нет».
– Нет, нет, не этот!.. – прошипел докладчик.
Алексеев смешался, уронил плакат на пол и развернул другой: «Храните деньги в сберегательной кассе».
– И так далее, – сказал докладчик. – Таким образом, посетитель «Лабиринта» испытывает не только естественный интерес к отысканию выхода, но и потребляет из плакатов полезные сведения.
– Достаточно, – сказал один из присутствующих. – Это все понятно. А вот как у вас с техникой безопасности? Мало ли что там произойдет. Травмы какие-нибудь… испуги.
– Все предусмотрено, – засуетился докладчик. – Соответствующие инструкции уже разработаны, остается их только утвердить, и мы можем приступить к массовому производству «Лабиринтов».
– И что же вас задерживает?
– Ничего, совсем ничего. Сегодня в девятнадцать ноль-ноль мы выезжаем в командировку утверждать проект. Мы – это я, а также Алексеев.
Задумавшийся Алексеев подхватился с места и с шелестом развернул плакат: «Водитель, помни, тише едешь, дальше будешь».
Редко стучала машинка. В приемной стесненного в средствах государственного учреждения, скупо заставленной сугубо канцелярской мебелью, не было ничего примечательного, кроме двери. Обитая сверкающей кожей, усеянная медными шляпками гвоздей, она не имела никаких обозначений, говорящих о нраве ее обладателя, и потому говорила сама за себя. Редкий стук пишущей машинки оборвался.
За столом у окна в рабочей позе, но задумавшись, сидела молодая женщина, одетая достаточно строго, чтобы выглядеть секретаршей. Перед ней, рядом с пишущей машинкой, стояла высокая ваза с тремя гвоздиками. Несколько мгновений женщина раздумывала, потом взяла из вазы цветы, бросила их под стол в ведро для мусора и снова застучала на машинке.
В приемную заглянул энергичный пожилой мужчина и, увидев секретаршу, расплылся в улыбке.
– Можно?
Секретарша кивнула.
– Здравствуйте, – вкрадчиво сказал он, подходя к столу. – Я вам сегодня звонил, помните, насчет приема… Вот моя командировочка, отметьте, пожалуйста.
Он отдал ей командировочное удостоверение и оглядел приемную.
– Скажите, а человек по фамилии Алексеев не приходил? Это мой, так сказать, коллега. Мы вместе приехали. Нет? Как же так… – он посмотрел на часы и недовольно покачал головой. – Нехорошо, нехорошо это. Понимаете, мы с ним в разных местах остановились, а встретиться должны были здесь. И вот пожалуйста. А ведь я ему говорил, предупреждал. Так нет. Опаздывает. Но это ведь еще не страшно, да? Чуть позже, чуть раньше, главное, чтоб вообще пришел. Здесь сесть можно? Тогда я, если позволите, сяду, подожду.
Он сел и нервно застучал пальцами по краю стула.
С грохотом сотрясая лестницу – в два прыжка один пролет – Алексеев пронесся по этажам, с восьмого до первого, ткнулся с разбегу в одну стенку, в другую и бросился к двери.
Пропуская его, дверь с визгом распахнулась, и зимний солнечный день ударил ему в лицо.
И тут же перед ним промелькнул и вдребезги разбился пласт снега. Алексеев шарахнулся в сторону, и второй пласт, брызжа осколками, рухнул рядом.
– Куда прешь!!! – заорала на него баба в телогрейке, потрясая красным кулаком. – Не видишь, что ли??!!
Алексеев растерянно кивнул, посмотрел вверх и увидел летящую на него глыбу снега.
– Назад!!! – запоздало заорала баба.
Глыба со звоном раскололась.
Алексеев со вздохом облегчения прикрыл за собой дверь подъезда и прислонился к стене. Потом нервно хмыкнул, снял шапку и пощупал голову. Голова была на месте.
Сквозь стекла двери он видел, как на улице, не успокаиваясь, матерится баба в телогрейке и с глухим уханьем падает снег.