Вечер встречи выпускников (СИ)

— Ну как же? Живя с Майей Серёжа не мог бы встречаться со мной, — криво усмехнулся Эл. — Всё время находился бы, так сказать, под бдительным оком Светловой. Его же на улицу-то после «домашнего ареста» первый раз выпустили только после того, как он Майе свидание назначил. Вот так вот.

— Да… — протянул Гусь, — нелегко Сыроеге пришлось. Уж очень предки у него… нетолерантные оказались, — Макару было даже сложно представить с каким негативом Сергей столкнулся в собственной семье. У самого-то Гуся были прекрасные отношения что со своими родителями, что с Вовкиными — обе пары были в курсе, но никак своё отношение к ориентации отпрысков не показывали.

— Собственно, поэтому после школы Серёжа все контакты с ними и оборвал, — подытожил Эл.

— Слушай, ты ж говорил, что два года Серёгу… того, — хмыкнул Гусев, — а он с Майкой жил… Вы втроём что-ли? — ужаснулся сам своей догадке Макар.

— Нет, что ты! — Громов даже несколько опешил от такого предположения. Когда Серёжа сказал, что всё, мы больше встречаться не будем, и он теперь с Майей, у меня нервный срыв случился — вся моя электроника, к сожалению, от проблем с психикой не спасает. Я после этого закрылся у себя в комнате и запустил программу остановки сердечной деятельности. Но в самый последний момент испугался и прервал её. Только в себя пришёл не сразу — Виктор Иванович когда домой вернулся, застал меня в таком полуовощном состоянии и сразу всё понял. Я всё ему рассказал и про Серёжу, и про особенности наших с ним далеко не дружеских отношений…

— Ну, профессор, я так понимаю, гомофобией не страдал? — догадался Гусев.

— Не страдал. Но меня тем не менее потащил к психотерапевту — всё-таки попытка суицида, что у человека, что у киборга — дело серьёзное. В общем-то и ориентация тут не причём. Вот, собственно, с тех пор я и сижу на таблетках и состою на учёте в ПНД. А ещё я тогда месяц в клинике провёл и потом дома на больничном ещё сколько-то. Короче, в десятый класс только в октябре пришёл.

— Ёжкин кот! Мы-то все думали, что ты уехал. Профессор твой говорил, к каким-то его родственникам, а ты лечился, значит… — Гусев сочувственно покачал головой. О том, какие испытания ещё в школе выпали на долю всегда успешного на вид Элека, он и не догадывался. — Ты хорошо, получается, держался, когда вернулся в школу.

— Ну, на это были вполне определённые причины, — при этих словах Эл улыбнулся, словно воспоминания и вправду были приятными. — Серёжа Виктору Ивановичу не поверил.

***

— Виктор Иванович, — Сыроежкин позвонил профессору Громову домой, от Электроника уже неделю не было ни слуха, ни духа. — Я звоню Элу, пишу ему, а он не отвечает. С ним всё в порядке?

— Серёжа… он уехал, — голос профессора был усталый.

— Куда? Он даже не попрощался! Это на него не похоже, — Серёжа почувствовал, что начинает паниковать — он так привык, что Электроник всегда рядом, даже навязчивое внимание киборга теперь не казалось ему таким раздражающим.

— Отдыхать, к моим родственникам.

— Виктор Иванович, Эл говорил, что у вас нет никаких родственников! Вы что-то от меня скрываете! Где он?

— Серёжа, пожалуйста, оставь его в покое, — подтвердил нехорошую догадку Сыроежкина Громов. — У тебя же своя жизнь, девушка, вот и занимайся ею. Элеку и так нелегко пришлось.

— Я приеду. И не уйду, пока не увижу Электроника! — терпение у Сыроежкина лопнуло, больше никаких церемоний он разводить не собирался.

— Ладно, — сдался профессор — с одной стороны он не хотел говорить правду о состоянии своего несчастного творения, а с другой — на Серёжу он был зол. Пусть мальчик и не виноват, что не может ответить на чувства своего клона, но именно из-за него Элек чуть не умер и теперь вынужден проходить курс реабилитации в специализированном учреждении. И пусть Серёжа об этом знает. — Приезжай, если хочешь. Но Элека тебе придётся ждать ещё недели три — он в клинике неврозов.

— Ч-то?.. — Серёжа как-то весь сразу сдулся, ругаться с профессором больше не хотелось. — Почему? Что с ним случилось? — Сыроежкину стало страшно — какие бы чувства к близнецу он не испытывал порой, а свою привязанность к киборгу тоже игнорировать не мог.

— Попытка суицида. А вот о причинах, я думаю, ты знаешь лучше меня, — не удержался от злого сарказма профессор, — по ту сторону воцарилось молчание, которое, впрочем, Виктор Иванович не спешил прерывать. Да, это маленькая мелочная месть с его стороны, но он тоже человек. А этот эгоистичный мальчишка чуть не угробил плод дела всей его жизни. Который он любит как сына. Да что там! Элек и есть его сын, самый настоящий, а уж каким образом он появился на свет значения не имеет.

— Когда… он будет… дома? — Серёжа говорил с трудом, как будто еле ворочая языком, и профессор не мог не почувствовать мрачного удовлетворения — пусть Серёжа хоть немного почувствует страдания, которые выпали на долю его мальчику. Чувство вины ему только на пользу.

— Позвони через три недели.

Через три недели Серёжа не позвонил, а пришёл к Громовым лично.