— Мы ничем с тобой не связаны, — сказала она. — Лишь тем, что чувствуем друг к другу в тот или иной момент.
— Все верно.
— Ты не против, если я закурю?
— Я всегда против, когда кто-нибудь курит.
— Обещаю тебе сегодня не заболеть раком. — Она встала с кровати, надела халат и подошла к столику. Он видел, как вспыхнула спичка. Она вернулась и села на край кровати. Время от времени, когда она затягивалась, огонек сигареты освещал ее лицо. — У меня тоже новость, — сказала она. — Хотела отложить до другого раза, да вот такое уж болтливое настроение.
Он рассмеялся.
— Чего ты смеешься?
— Так. Смешно. Что у тебя за новость?
— Я покидаю Париж.
Как ни странно, ему показалось, что это удар по нему.
— Почему?
— Мы открываем филиал в Сан-Франциско. Много молодежи стало ездить к нам с Востока и от нас туда. Обмен стипендиями и так далее. Несколько месяцев вели переговоры о создании филиала в Калифорнии. И вот наконец вопрос решен. Выбор пал на меня. Буду теперь нашим неофициальным окном в Пробуждающийся Восток.
— Без тебя Париж будет не тот.
— Без Парижа и я буду не та.
— Как ты к этому относишься?
— К переезду в Сан-Франциско? С интересом. Красивый город. Говорят, в нем бурлит культурная жизнь. — В ее тоне звучала ирония. — И для моих детей, вероятно, будет неплохо. Подучат свой английский. Должна же мать иногда заботиться и о том, чтобы ее дети лучше знали английский.
— Пожалуй, — сказал он. — Когда собираешься переезжать?
— Этим летом. Через месяц-другой.
— Ну, вот и еще один дом потерян, — сказал он. — Исключу теперь Париж из своих маршрутов.
— Вот что значит верный друг. А Сан-Франциско включишь? Говорят, там есть неплохие рестораны.
— Да, я слышал. Что ж, буду заезжать. Время от времени.
— Время от времени. Женщина не может требовать, чтоб все было, как она хочет, правда?
Он ответил не сразу.
— Многое в жизни меняется.
Они долго молчали. Наконец Констанс сказала:
— Не стану притворяться, будто я в диком восторге от того, о чем ты мне сейчас рассказал. Но я не ребенок, и ты — тоже. Ты ведь не ждал, что я устрою тебе сцену или, например, выброшусь из окна, верно?
— Конечно, нет.
— Как я уже сказала, я не в диком восторге. Но я в восторге от многого другого в наших отношениях. Сделаешь мне одолжение?
— Конечно.
— Скажи: «Я люблю тебя».
— Я люблю тебя, — сказал он. Она загасила сигарету, сбросила халат на пол и легла рядом с ним.
— Поговорили, и довольно. Болтливое настроение прошло. — Она положила голову ему на грудь.
— Я люблю тебя, — прошептал он, касаясь губами ее спутанных волос.
Они спали долго, а когда проснулись, светило солнце и пели птицы. Констанс позвонила в Марсель: деньги из Сент-Луиса еще не поступили, а офицер, ведавший борьбой с наркотиками, будет только завтра. Они решили остаться в Мейраге еще на один день, и Крейг не стал сообщать в Канн, где он находится. Пусть этот день безраздельно принадлежит им.
На следующее утро выяснилось, что деньги все еще не пришли. Им жаль было уезжать, и они остались еще на сутки.
На другое утро, расставаясь с ней в марсельском отеле, он сказал, что в понедельник поведет ее обедать в Париже. Она рассчитывала к вечеру вызволить Юношу из тюрьмы. Если же ей это не удастся, она все равно уедет обратно в Париж, предоставив парня своей судьбе. И так она достаточно времени провела на юге. Она же все-таки работает.
15
— Черт подери, Джесс! — кричал Клейн по телефону. — Я десять раз пытался до вас дозвониться. Где вы сейчас?
— В Кассисе, — сказал Крейг. Он остановился там перекусить на обратном пути и звонил из ресторана у самой гавани. Гавань была голубая и словно игрушечная. Сезон еще не начался, у городка был сонный, пустынный вид, с лодок после зимы еще не сняли брезент. Был час обеда.
— В Кассисе, — повторил Клейн. — Именно тогда, когда человек тебе нужен, он оказывается в Кассисе. Где этот чертов Кассис?
— Между Марселем и Канном, — ответил Крейг. — А о чем вы хотели со мной говорить?
— Кажется, у меня будет для вас контракт. Вот об этом я и хотел с вами поговорить. Когда вы приезжаете?
— Часа через три-четыре.
— Я буду ждать, — сказал Клейн. — Весь день никуда не выйду.
— Можете сделать мне одолжение? — спросил Крейг.
— Какое?
— Позвоните Мэрфи и попросите его зайти к вам в пять часов вечера. — Ему показалось, что Клейн на другом конце провода поперхнулся, даже закашлялся от замешательства.
— Зачем вам Мэрфи? — спросил он наконец.
— Хочется пощадить его самолюбие, насколько это возможно.
— Это — нечто новое: чтобы клиенту хотелось щадить самолюбие агента-посредника, — сказал Клейн. — Мне бы такого клиента.
— Я не агента щажу, а друга, — возразил Крейг.
— Мэрфи, конечно, читал рукопись, — сказал Клейн.
— Конечно.
— И не хотел за нее браться?
— Нет.
— Ну что ж, — нехотя согласился Клейн, — если вы настаиваете…
— Я думаю, так будет лучше во всех отношениях. Но если вы не хотите, чтобы кто-то заглядывал вам через плечо, когда вы работаете…
— К черту, — сказал Клейн. — Пусть хоть сам папа римский заглядывает мне через плечо. Ладно, позову Мэрфи.
— Вот умница.
— Конечно, умница. Что бы обо мне ни болтали.