Для солдата вывод войск не был праздником, это был просто день, который приближал его к встрече с семьей, но на душе было празднично, вспомнились слова песни «с войной покончили мы счеты». Когда дивизия заняла свои насиженные, но за десятилетие успевшие обветшать и остыть места, нам, «боевикам», заботы ой как прибавилось. Первые месяцы не вылезали из Витебска и Боровухи, трудились днями и ночами. Пришлось самым настоящим образом ломать приобретенные военные навыки офицеров и помогать им организовывать боевую подготовку в мирных буднях. Это было сделать нелегко. Они даже на учениях применяли те элементы, которые использовались в бою.
Однажды на учениях после десантирования в ночных условиях ротный направление движения своим солдатам указал длинной очередью трассирующими пулями из автомата. Это было на грани происшествия. Его, конечно, вычислили, но наказывать командующий ротного не стал. «Зачем стрелял?» — «Я не стрелял, а указал направление движения ночью. Мы всегда в боевой обстановке в ночных условиях только трассерами и давали целеуказания своим солдатам. Я знаю, в мирной обстановке это недопустимо, но в данной ситуации не удержался, такое больше не повторится», — ответил ротный. Поверил ему командующий и правильно сделал, строгостью проблемы не решить. Шаг за шагом боевая подготовка улучшалась.
В Витебске у меня оказались свои заморочки. Два моих подчиненных, Комар и Попов, были к этому времени уже командирами полков, и мне, положа руку на сердце, не хотелось работать у них. Я всячески стремился попасть в третий полк, а к ним заезжал в гости. Подошла осень. До нас стали доходить слухи, что Прибалтика требует суверенитета, и весьма настойчиво. В Литве дислоцировались две наши десантные дивизии, не считая мотострелковых и других войск. Где-то через год, когда мы приезжали в командировку в свои дивизии, нас уже встречала литовская полиция, которая вежливо интересовалась, а зачем мы прибыли, когда уезжаем обратно? Труднее всего было Пикаускасу, у него родители жили в Вильнюсе. Бразаускас был уже не у власти. О каждом приезде Пикаускаса к родителям местные службы доносили Ландсбергесу, который к этому времени возглавлял парламент. «И что здесь делает этот советский генерал?» — задавал один и тот же вопрос. Однако родителей не беспокоили, и это радовало генерала.
Пример Прибалтийских республик оказался заразительным. Вот в такой обстановке наши дивизии продолжали совершенствовать боевую подготовку.
Как-то недели две не было командировок, и мы занимались разработкой документов по боевой подготовке. После службы сразу домой, мне самому не верилось, что это дом, а не казарма или общежитие. Неожиданно стал замечать, что сын со службы приходит раньше меня. «В чем дело, Гена?» Мнется. «Ну, давай, рассказывай?» Думаю, может, что-то случилось? Мать пришла ему на помощь: «Гена уволился из армии». Ох и здорово же я расстроился, когда узнал эту неприятную новость. Как я гордился, что у меня сын офицер, рассказывал об этом всем, но что он уволился, на первых порах умалчивал. Мне было стыдно. Конечно, меня беспокоила дальнейшая судьба сына, и я решил с ним поговорить. Своим намерением поделился с женой. «Не трогай его, он нашел работу в китайской фирме переводчиком. Денег будут платить больше, чем в армии. Да и мне спокойнее». Досталось мне на орехи и от Субботина, который помог оставить сына служить в Москве. «Если бы я знал, что он через два года уволится, ни за что бы не оставил в столице. Пусть бы где-нибудь в песках Туркмении на точке служил». Еле его успокоил. «Ты понимаешь, конечно же, его жена поддержала, а я был против его увольнения. У меня была всегда гордость за сына офицера. Все, Виталий, дело сделано, и шуметь уже бесполезно». Долго он еще на меня после этого дулся.