«Вдоль обрыва, по-над пропастью...»

Наутро принес в газету написанное за ночь. Они сказали, хорошо, завтра посмотрим. Назавтра утром раздается звонок, звонит зав. отделом строительства и говорит, чтоб я побежал скорее в газетный киоск и купил сегодняшнюю газету.

Я тут же собрался, благо киоск был около подъезда, купил «Московский комсомолец» и, не успев его открыть, увидел на первой полосе свой материал под заголовком «Плотина у „Живой воды“» и карикатуру, изображающую стол пинг-понга, где в качестве шарика — этот химкомбинат, который перекидывают друг другу строящие его организации…

Вот так началась моя журналистская эпопея. Мне стали давать задания, я их выполнял и вскоре уволился со своей стройки.

А через некоторое время мне мой двоюродный брат говорит, что его бывший начальник (Владимир Новиков, но не тот, который известный критик, а его однофамилец), главный редактор «Магаданского комсомольца», переехал в Москву, работает в отделе очерков журнала «Смена» (был такой молодежный журнал формата тогдашнего «Огонька») и хочет сам отнести несколько моих стихов в этот журнал. Я, естественно, соглашаюсь…

И, о чудо, через неделю мои стихи уже опубликованы в этом журнале.

Братец говорит опять, что мне надо поехать в «Смену», поблагодарить, познакомиться, чтоб уже на будущее самому приносить туда свои вирши.

Я, естественно, поехал. Вхожу в кабинет Новикова и застаю такую сцену: он отчитывает какого-то молодого человека, который решил бросить профессию хирурга, чтобы полностью посвятить себя писанию стихов.

— Как такое тебе в голову могло прийти! — слышу я возмущенный голос Новикова. — Шесть лет учиться такой замечательной профессии — и все кошке под хвост… Вот смотри, Игорь строит нам Химки-Ховрино, пишет стихи, и мы его печатаем…

А я так гордо:

— А я уже не строю Химки-Ховрино…

— А чем же ты занимаешься?

— А я теперь — внештатный корреспондент газеты «Московский комсомолец», — опять-таки гордо заявляю я.

— Ну, мил друг, если уж менять профессию, то надо начинать не с «Московского», а с «Магаданского комсомольца», — заявляет Новиков.

— Это почему же?

— Ну ведь ты, наверно, собираешься издать сборник стихов?

— Естественно, — отвечаю я.

— А когда ты его издашь в Москве?

— Понятия не имею…

— Ну вот видишь, а в Магадане ты его издашь через год…

— Как так?

— Очень просто. В Магадане есть свое книжное издательство, писательская организация там маленькая — всего шесть человек, так что места всем хватает. Покажи мне материалы, что ты напечатал в «Московском комсомольце», хочу их посмотреть…

Назавтра я привез Новикову все, что к тому времени напечатал в газете.

Через день он мне позвонил и сказал, что материалы ему понравились и он с легким сердцем может меня рекомендовать своей бывшей газете…

Он созвонился с магаданской редакцией, узнал, есть ли вакансия (она оказалась), и сказал мне, чтоб я ждал вызова из Магадана.

Вызов вскоре пришел, и через месяц я уже был в столице Колымского края. Правда, эта штатная единица была рассчитана на собкора по Чукотке.

И осенью 1965 года я отправился в Анадырь — областной центр Чукотского национального округа.

Поначалу было очень нелегко — ужасные бытовые условия в этой Богом забытой норе. Но человек привыкает ко всему, как известно…

Короче, я проработал в Анадыре почти год, побывал во многих интересных местах — в частности, в Певеке, самом северном порту России, и даже слетал на остров Врангеля. Кстати, в Певеке я остановился у Юры Васильева, очень хорошего прозаика, а там он работал собкором Всесоюзного радио. У него же в свой следующий приезд в Певек я познакомился с Михаилом Губачом, председателем старательской артели «Комсомолец», куда он пригласил меня поработать сезон — помыть золотишко… Что я и сделал весной 1969 года, заработав за сезон на однокомнатную кооперативную квартиру… Правда, купить квартиру не удалось — в те времена это было архипроблемным делом. Зато мы с женой «сладко» поживали на эти деньги более года, а я тем временем начал сотрудничать с композиторами (писать тексты для песен, первой такой песней было «Возвращение романса» на музыку Оскара Фельцмана) и постепенно стал зарабатывать не только на хлеб с маслом…

Дело в том, что я оказался довольно скоро после этой песни, моментально ставшей шлягером после ее исполнения Муслимом Магомаевым, весьма востребованным в песенном цеху тогдашней эстрады, ибо умел очень хорошо «подтекстовывать», то есть писать тексты на уже готовую музыку. Как известно, есть два способа создания песни: первый — это когда поэт приносит стихи композитору и он сочиняет музыку на эти стихи; второй способ — когда композитор дает поэту уже готовую мелодию и поэт пишет текст, который должен уложиться в уже заданную музыку. Этот второй способ намного труднее первого, и в 70-е годы очень хорошо умели это делать только Лёня Дербенёв и Игорь Шаферан. Они были уже довольно «маститыми» и брались не за всякую мелодию, которую им предлагали молодые, неизвестные композиторы. И тут появился я, который умел это делать, то есть «подтекстовывать», ничуть не хуже этих мастеров…