Вдали от обезумевшей толпы

— Надо же, эта уборка! Вечно у меня какие-то оказии, не одно, так другое! — жалобно сказала Батшеба. — А почему он справлялся о Фанни?

— Да потому, что она сиротой росла и никого у нее близких не было, он ее и в школу отдал, а потом к вашему дяде пристроил. Так-то он очень добрый человек, но только — не дай бог!

— А что такое?

— Для женщины — безнадежное дело! Уж как только его не обхаживали — все девушки из нашей округи, из благородных семей и простые! Джейн Паркинс два месяца за ним, как тень, по пятам ходила, и обе мисс Тэйлорс год целый по нем убивались, а дочка фермера Айвиса сколько слез по нему пролила, двадцать фунтов стерлингов ряди него на наряды ухлопала; и все зря, все равно как если бы она эти деньги просто в окно выбросила!

Тут снизу по лестнице взбежал какой-то карапуз и подошел к ним. Это был малыш кого-то из Коггенов, а эта фамилия, так же как и Смолбери, не менее распространена в здешней округе, чем Эвон и Дервент среди английских рек. Он всегда бежал к своим друзьям поделиться всем, что бы с ним ни случилось, показать, как у него шатается зуб или как он порезал палец, что в его глазах, разумеется, возвышало его над всеми другими мальчишками, с которыми ничего не произошло; и, конечно, он ждал, что ему скажут «бедный мальчик!», да так, чтобы в этом слышалось и сочувствие и похвала.

— А у меня есть пенни, — протянул нараспев юный Когген.

— Вот как? А кто тебе его дал, Тедди? — спросила Лидди.

— Ми-и-стер Бо-олд-вуд! Он дал мне пенни за то, что я открыл ему ворота.

— А что он тебе сказал?

— Он сказал: «Куда ты спешишь, мальчуган?» — а я сказал — в дом мисс Эвердин, вот куда; а он сказал: «Она почтенная женщина, мисс Эвердин?» — а я сказал: да.

— Вот противный мальчишка! Зачем же ты так сказал?

— А он дал мне пенни!

— Как у нас все сегодня нескладно получается! — недовольным тоном сказала Батшеба, когда малыш убежал. — Ступайте, Мэриен, или кончайте мыть пол, или займитесь чем-нибудь. Вам в ваши годы следовало бы быть замужем, жить своим домом, а не торчать у меня здесь.

— Ваша правда, мисс. Но ведь вот дело-то какое — сватались ко мне все бедняки, а я нос воротила, а чуть побогаче на меня и глядеть не хотели, вот я и осталась одна-одинешенька, как перст.

— А вам делали когда-нибудь предложение, мисс? — набравшись смелости, спросила Лидди, когда они остались одни. — Уж, верно, от женихов отбою не было?

Батшеба молчала и, казалось, была не склонна отвечать, но соблазн похвастаться — и ведь она действительно имела на это право — был слишком силен для ее девичьего тщеславия, и она не удержалась, несмотря на то что была страшно раздосадована тем, что ее только что выставили старухой.

— Один человек когда-то очень добивался моей руки, — сказала она небрежным тоном многоопытной женщины, и в памяти ее возник прежний Габриэль Оук, когда он еще был фермером.

— Как это должно быть приятно! — воскликнула Лидди, ясно показывая всем своим видом, что она представляет себе, как это все было. — А вы ему отказали?

— Он был неподходящая для меня партия.

— Вот счастье-то, когда можно позволить себе отказать, ведь как оно в большинстве-то у девушек бывает — рады-радешеньки, кто бы ни подвернулся, спасибо скажут. Я даже представляю себе, как вы его отставили: «Нет, сэр, вы мне не ровня! Почище вашего меня добиваются, не вам чета!» Ведь вы в него не были влюблены, мисс?

— Не-ет! Но он мне немножко нравился.

— И сейчас нравится?

— Ну конечно, нет. Что это там, чьи-то шаги?

Лидди вскочила и подбежала к окну, выходившему на задний двор, над которым сейчас уже сгущалась серая мгла надвигающихся сумерек. Изогнутая петлей вереница двигавшихся друг за другом крестьян приближалась к черному ходу. Эта медленно ползущая цепь, состоящая из отдельных звеньев, двигалась в едином целеустремлении, подобно тем удивительным морским животным, известным под названием сальповой колонии, которые, отличаясь друг от друга строением, движутся, подчиняясь единому импульсу, общему для всей колонии. Одни были в своих обычных белых холщовых блузах, другие в белесовато-коричневых из ряднины, заштопанной на груди, на спине, на рукавах, на плечах. Несколько женщин в деревянных башмаках, наподобие калош, замыкали шествие.

— Орда на нас целая идет, — прижавшись носом к стеклу, сказала Лидди.

— Очень хорошо. Мэриен, ступайте вниз и задержите их в кухне, пока я пойду переодеться, а потом проводите их ко мне в зал.

Глава X Хозяйка и батраки