Вдали от берегов

— Сегодня тебя тошнило? — озабоченно спросил мужчина, потирая ладонью свой короткий подбородок.

— Тошнило, — ответила женщина.

— Сколько раз?

— Три…

Мужчина чуть заметно вздохнул, и во взгляде его промелькнуло огорчение.

— И, наверное, ничего не ела?

— Ела, — сказала она. — Но меня тут же стошнило…

— Все равно надо что-нибудь съесть!

— Не хочется… Я совсем не голодна.

— А ты хоть немножко.

— Не могу! — со вздохом промолвила женщина. — Ничего не хочется…

Ему это было непонятно. Он не мог себе представить, чтобы человек отказывался от еды. Ему всегда хотелось есть, а во время еды аппетит у него разыгрывался еще больше. И тогда, стыдясь своей прожорливости, он с отвращением смотрел на свое крепкое, полное жизненных сил тело. Почему нельзя передать ей хоть частицу своей силы, пока кончится это и они оба сумеют отдохнуть?..

— Хочешь, я тебе собью немного икры? — спросил он.

Он знал, что она любит сбитую икру, приготовленную им самим.

Женщина поколебалась, но только мгновение.

— Нет, не хочу… Ты лучше приляг, отдохни…

— Из сельди! — настаивал он. — На чистом прованском масле…

— Ну, хорошо, — уступила наконец она и закрыла глаза.

Мужчина с радостью поднялся с места и, обойдя дом, спустился в погреб. С деревянных балок свисали связки умело провяленной скумбрии. Он раздвинул их, чтобы пройти. Возле высокого каменного фундамента стояли в ряд несколько бочонков, стянутых ржавыми железными обручами. В них лежали приготовленные его руками малосольная илария, сардины, копченая пеламида и консервированная рыбья печень. В нескольких больших запаянных банках из-под халвы хранились маринованные бычки и крупная кефаль, которую глушили гранатами в заливе по ту сторону Эмине.

Икра лежала в большой стеклянной банке, и он зачерпнул ее деревянной ложкой. Возвращаясь, прихватил с собою несколько скумбрий.

Сбивать икру, а тем более для жены, было истинным удовольствием. Она была на шестом месяце и не поднималась с постели. Уже три раза ей не удавалось выносить ребенка, и теперь супруги решили любой ценой сохранить четвертого.

Растирая в деревянной ступке икру, он все время прислушивался — не позовет ли его жена.

В дверь постучали, но он не сразу оторвался от дела.

— Стучат, Марин! — слабым голосом воскликнула женщина.

— Слышу, — ответил он и шагнул к двери. После полумрака кухоньки солнце на миг ослепило.

— Дядя Марин, клиентов к тебе привел, — услышал он голос моториста.

Капитан моторки стал понемногу различать гостей. Не поздоровавшись с ними, он закрыл за собой дверь и жестом показал на маленькую скамейку у стены, под скудной тенью лозы. Когда все уселись, мужчина в рабочих брюках коротко повторил то, о чем говорил мотористу. Голос его звучал негромко, но ровно и спокойно.

— Сколько вас? — хмуро спросил капитан. Клиенты по виду были небогатые, и сделка не обещала особой выгоды.

— Четверо…

— Нет расчета! — сухо сказал капитан.

— Важно, сколько мы заплатим, — заметил юноша в клетчатой рубашке.

— Сколько вы можете заплатить! — нетерпеливо возразил капитан. — Поймите, мне нет расчета!.. Мотор на бензине работает. Морской водой его не заправишь…

— Слушай, лодка твоя — ты и запрашивай цену, — сказал мужчина в рабочих брюках. — Если нам не подойдет, не поедем… Но ты назови свою цену!

Он говорил по-прежнему спокойно, уверенно и сдержанно.

Капитан внимательно посмотрел на него: с таким, пожалуй, стоит потолковать.

— Если бы вас было хоть пятеро, — сказал капитан, — и каждый дал по полтораста левов, мы бы договорились…

Пришельцы переглянулись. Было ясно, что капитан заломил едва ли не двойную цену.

— Очень дорого! — сказал, нахмурившись, человек в рабочих брюках.

— И мне не дешево обходится, — ответил капитан.

Человек в рабочих брюках опустил голову. Где-то далеко в гавани басом проревел пассажирский пароходик: гудок прозвучал так громко и отчетливо, будто с соседней улицы.

— Капитан, — с укором сказал мужчина в рабочих брюках, — ты хочешь разом заработать семьсот пятьдесят левов?

— Ни столько, ни полстолько! — возразил капитан. — Адамаки заберет львиную долю, дай нас двое…

— Какой Адамаки? — спросил юноша в клетчатой рубашке.

Капитан с удивлением посмотрел на него: не знает Адамаки!

— Лодка его, — пояснил капитан. — За это он берет долю… А наша работа сезонная… Задует северняк — и хоть заваливайся, как медведь, в берлогу до самого лета… Мы летом зарабатываем на зиму…

— Уступишь немного? — спросил мужчина в рабочих брюках.

Капитан задумался. Он был не прочь, поторговавшись, сбавить цену, но, во всяком случае, не ниже, чем до пятисот левов. Если не дадут — пусть идут ко всем чертям.

— Ладно! — сказал он. — Шестьсот пятьдесят…

Теперь задумался мужчина в рабочих брюках.

— Поищем еще двоих попутчиков, — промолвил он. — Иначе дорого выходит…

— Мне все равно, сколько народу везти, — сказал капитан. — Шестьсот пятьдесят за лодку — и сажайте в нее хоть десять человек… Мне все равно… Я вожу за деньги, меня деньги интересуют…