Вчера-позавчера

Пошел Ицхак к его соседу. Не встретил тот Ицхака приветливо и не посмотрел на него благожелательно. Стыдно сказать, но даже не ответил ему на приветствие. Решил Ицхак в его оправдание, что, может, у него неприятности и не до того ему. Обратился к нему со словами утешения. Взглянул на него крестьянин зло и сказал что-то на русском языке, а что – Ицхак не понял. Подошла жена крестьянина и сказала ему, чтобы он обратился к их соседям, и показала налево. Извинился Ицхак перед ней за то, что побеспокоил ее и ее мужа. Покачала она головой в знак сочувствия к еврейским юношам, которые сбивают себе ноги, обходя место за местом в поисках работы. Попрощался с ней Ицхак и пошел к ее соседу.

Поправил Ицхак галстук, обмахнул лицо шляпой и постучал в дверь – не ответили. Постучал еще раз и не получил ответа. Обошел дом и нашел другую дверь. Постучал – не открыли ему. Забрался на карниз окна и заглянул внутрь дома. Увидел, что комната пуста. Пошел и заглянул в другое окно. Услышал шорох и увидел мышей, хозяйничающих в доме. Как странно, дом покинут хозяевами, а его соседи – не знают.

Повернулся и пошел к другому дому, утопающему в тени деревьев и цветов и окруженному железным забором, увенчанным бронзовыми цветами, с колокольчиком у входа. Увидел Ицхак – ворота открыты и не надо звонить в колокольчик и возвещать о своем приходе. Вытер он ноги, поправил галстук, поднялся по каменным ступеням и вошел в красивый коридор с красивой мебелью. Такой красивой обстановки и такого дома не видел Ицхак у себя в городе. Почувствовал он гордость за брата своего, еврея, и в то же время ощутил всю свою незначительность, что характерно для маленьких и обыкновенных людей, попадающих в большой и великолепный дом.

Встретил там Ицхак молодого человека, стоявшего в коридоре подобно нищему у двери. По одежде и сандалиям его видно было, что он рабочий, однако трудно было представить себе, что рабочий в Эрец Исраэль так плохо одет. Но на всякий случай снял Ицхак шляпу с головы и зажал ее в руке так же, как сжимал тот свою шляпу. Послышались слова из внутреннего помещения на языке, которого Ицхак не знал, но понял, что это французский. Открылась дверь, и вышла хорошо одетая, накрашенная и надушенная дама. Закрыла она дверь за собой и сказала что-то на языке, которого Ицхак не знал, но понял, что это русский. И тут же вернулась в комнату и опять закрыла за собой дверь. Сказал молодой человек Ицхаку: «Тебе нечего тут ждать, как и мне». Понял Ицхак, что нечего ему тут делать.

Снял молодой человек свои сандалии, взял их в руки и вышел. Пошел Ицхак за ним следом и вышел с ним вместе. Спустились они по каменным ступеням и закрыли за собой ворота. Колокольчик звякнул. Посмотрел Ицхак на землю, увидел, что ноги юноши – босы. Сжались ноги его в ботинках, как будто напоролись на колючки.

Сплюнул тот и спросил: «Ты пил чай?» Взглянул Ицхак на него и удивился. При чем тут чай? Но он так устал, что просто потащился вслед за своим спутником, который шел, и молчал, и сандалии в его руке.

2

Солнце село и увенчало мошаву золотой короной. Улицы начали заполняться стариками и подростками, женщинами и девушками. Старики шли на молитву, подростки вышли встречать дилижанс, возвращающийся из города, а женщины пришли встречать своих мужей, возвращающихся в дилижансе. Были и такие, что просто вышли на улицу. Одни обсуждали деревенские новости, а другие прогуливались молча. Безмятежная тишина простиралась над всей деревней, и нечто вроде чуть заметного тепла трепетало и поднималось от земли. Сверху струился аромат цветущих деревьев, и снизу поднимался аромат цветущих кустов, и заходящее солнце венчало лица людей и делало их необыкновенно милыми. Вдруг разверзлась земля, и поток арабов запрудил мошаву. Идут они группами по двое-трое; не прошло и часа, как заполнилась мошава арабами, и не прошло и часа, как растворились евреи среди множества народу этого. Начал Ицхак опасаться – не попал ли он на ярмарку иноверцев. Опустил его спутник руку ему на плечо и сказал: «Видишь ты этот народ? Это арабы, работающие у наших братьев, крестьян. Сколько пыли они поднимают. Пойдем, друг мой, пойдем и прополощем наши глотки стаканом чая!»

Дошли они до окраины мошавы и подошли к развалине, одной из тех, что остались там, как образчики домов первых поселенцев. Обошел спутник Ицхака развалину и вошел вместе с ним в комнату, стены которой разломаны, и потолок покосился, и под ногами земля и камни, и две дыры глядят из двери, и сквозь них проходит свет. Положил хозяин дома руку на плечо гостя и сказал: «Мой дом – твой дом!» Усадил Ицхака на кровать и сказал: «Сейчас напьемся чаю».

Вышел, принес воды из колодца, взял чайник и керосинку. Наполнил водой чайник и зажег фитиль. Воспламенился фитиль и осветил комнату. Расстелил хозяин дома номер «Хапоэль Хацаир» поверх ящика, поставленного вертикально, жестом человека расстилающего скатерть на своем столе, и ласково посмотрел на Ицхака. Вынул хлеб, и маслины, и помидоры и сказал: «Бери и ешь!»