Вчера

Чего стоило учительнице, бабусе и деду доказать фрицу, что это нелепая случайность, а не злой умысел, Учительница знала сотню немецких слов, так как до войны во всех школах основательно преподавали немецкий, поскольку Сталин считал, что этот иностранный язык пригодится, да и вообще на Украине спокон веков немецкий язык уважали.

Однако расстроенный оккупант не стал в этот раз чаёвничать, а счёл необходимым для сохранения престижа сесть на дрожки и умотать в Софиевку. Мы облегченно вздохнули. Затем, успокоившись и вволю насмеявшись, воспрянувшие участники инцидента дружно сели за стол и основательно подкрепились вареной картошечкой с солёными помидорчиками бабушкиного несравненного бочкового засола. Разговорам об этом событии не было конца.

В эту сельскую школу, где одна учительница вела два десятка детей и сразу 1‑й, 2‑й, 3‑й и 4‑й классы, пошел отираться и я.

Как только приступили к занятиям, в конце сентября сверху поступило указание вывести учеников на сбор лекарственных трав для немецких госпиталей. Видно, фрицы получили изрядную трёпку. Мы собирали желтый буркун (донник), сокирки (живокость), кровохлёбку, спорыш, ещё что–то… Сушили под навесом, потом всё это кто–то увозил в Софиевку.

Ещё в декабре писали как–то контрольную работу, какие–то прописи настоящими ализариновыми чернилами. Дело в том, что чернилами писала в своих образцовых тетрадках учителька, а мы строчили, высунув языки, свои крючки на газетных полях карандашами. Но по случаю высокого контроля (работы потом надо было сдать куда–то или в Запорожье или в Днепропетровск) из района привезли несколько финских тетрадок и каждому ученику выдали по два двойных листа — вдруг получится испортить. И я до сих пор помню волнующий прекрасный запах финской бумаги, ну что за запах!

Как–то следующим летом, а был уже 43‑й, в неурочное время приехал какой–то немецкий офицер проверить постановку образования, так наша учительша привела меня, отперла школьное помещение, поставила меня у доски, и я битый час объяснял бестолковому немцу, сколько будет ножек у коровы и двух куриц вместе и сколько яблок останется у меня из десяти, если я три отдам учительнице… Инспектор похвалил меня, угостил шоколадкой и отметил приемлемый уровень преподавания для аборигенов.

Две длинные военные зимы я был особенно одинок, никакие детские контакты бдительными стариками не поощрялись. Да и вообще селяне жили очень настороженно и замкнуто.