Вчера

Время от времени ему попадался на глаза стол в гостиной, за которым он потчевал в пятницу изменника Лупиноса. Разорённый, с хаотично расставленной смердящей грязной посудой, с окурками, брошенными, где попадя… Стол так и стоял неубранным с той минуты, как Нора умотала с председателем цехкома. Там же, утопая одним углом в салатнице, валялась телеграмма: «Я ушла с Михаилом зпт не могу больше зпт не делай глупостей тчк Нора тчк»

— Сволочи вы все! — Вслух подумал Петлюк. — Каждый за себя старается!

Он взглянул на сервант, где в темноте среди поблёскивающего хрусталя, виднелась карточка десятилетней Иринки. Чувство неопределённой боли и сожаления касалось иногда Петлюка. Но как человек решительный, враг сантиментов, он упрямо отгонял тоску по дочери и, если мысль о девочке опять возвращалась, науськивал на тоску яростную ненависть к первой жене Надежде и предательнице Норе.

Иногда в такие аквариумные ночи он ослабевал в борьбе с самим собой и тогда им овладевали воспоминания, подкрадывавшиеся тихонечко, как тени, из закоулков памяти, и ему становилось не то чтобы страшно, слова этого и заключённого в нём понятия он не понимал, а как–то не по себе. Так, однажды перед ним кандальным строем прошли годы, когда он, молодой перспективный следователь, всегда державший хвост по ветру, пошёл в гору — тридцать седьмой, тридцать восьмой, тридцать девятый… Особенно часто приходило на ум первое успешно раскрытое дело, после которого с ним стали считаться. Оно зримо, словно завершилось вчера, всплывало в памяти.

В то пасмурное сентябрьское утро далёкого тридцать седьмого года Петлюка вызвал начальник третьего отдела.

— Вот вам работка срочная, товарищ следователь. Постарайтесь быстро закруглиться и сразу доложите об исполнении!

Начальник отдела вручил Петлюку мешочного цвета скоросшиватель, где была подшиты три сиротливые бумажки — анонимное письмо на паровозного машиниста Харченко, махрового диверсанта и врага народа. Это он, Харченко, вывел из строя две недели тому назад паровоз «ЩТ» — 0369. В верхнем левом углу анонимки красовался фиолетовый регистрационный штамп и резолюция начальника отдела красными чернилами: «В расследование.» Дата и подпись. Затем ордер на арест гражданина Харченко Н. А. и протокол ареста именно этого нехорошего советского гражданина.

Петлюк расписался в журнале и козырнул.

— Иди, работай! — Благословил его начальник отдела, и Пётр по–большевистски приступил к выполнению должностного задания. Он звонил и приказывал, категорически запрашивал и ультимативно предлагал…

Уже через час конвоир ввёл Харченко на первый допрос.

— Садись! — Радушно предложил Петлюк, протягивая ни живому, ни мёртвому паровознику пачку смердючего «Волго — Дона». — Закуривай и не волнуйся. Мне надо посоветоваться с тобой кое о чём. Я тут одну контру хочу прищучить. Например, так… Допустим, нужно вывести из строя паровоз. Что контра может сделать?

— Да чего проще! — Отвечал повеселевший Харченко, понимая, что ему, собственно, ничего не грозит. — Ну, заклинил бы предохранительный клапан. Подшуровал бы, как следует, в топке и соскочил бы в чистом поле — полюбоваться в сторонке… Распёрло бы котёл на раз…

— Так. Хорошо. А «ЩТ» тоже можно таким способом кокнуть?

— Ну да! Какая ж разница. Любой паровоз.