Вчера

Пришлось мне ещё часа три (вниз оказалось идти быстрее) пилить с ними в город, где меня сдали в горотдел МВД. Стали расспрашивать, что да как. Спасибо, не устроили шмон, а то бы плакали мои денежки. Пришлось выкручиваться, плести легенду, что просто пошел в горы пожить два–три дня. Потому что приехал в гости к маминой подруге, а не сумел найти улицу… Легенда у меня была железная, потому что в Дзауджикау из Запорожья год назад уехала мамина хорошая знакомая, и они переписывались. Естественно, что я знал адрес, фамилию и имя–отчество. Подтвердить в адресном столе правдивость моих слов было делом пяти минут. Так я из подозреваемого превратился в несчастного пацана, которому надо помочь. А это уже совсем другой статус, я — свой…

Меня поручили какому–то старшине, дядьке с усами, он и отвел меня уже в полной темноте и полусонного по указанному адресу. Мамина знакомая чуть не упала в обморок, так как из маминого письма знала, что я исчез без следа. Поблагодарив милиционера, она затащила меня в квартиру и объяснила всё мужу, военному, которого перевели служить в эти места. Мне быстренько приготовили ванну, я наскоро помылся, накормили, и я вырубился в чистой постели на шикарном мягком диване. Как ни верти, но это вам не третья полка в общем вагоне.

С утра следующего дня тётя дала маме телеграмму, а затем посадила меня в поезд и взяла билет до Запорожья. Я из конспирации не сказал ей, что у меня есть ещё много денег. Недолго думая, я согласился со всеми тётиными житейскими аргументами и отменил достижение Австралии и Новой Зеландии, а также Суматры, Борнео и Новой Каледонии до лучших времен…

Через три дня, всего с одной пересадкой в Харькове, я часа в два ночи прибыл на вокзал Запорожье — Второе. Трамваи уже не ходили, и я пошел пешком домой на улицу Анголенко. Где–то на середине пути, уже в центре, на улице Карла Либкнехта, меня заловил военный патруль. Правда, я имел отличное алиби, — билет до Запорожья и точное знание своей улицы и дома, до которых было рукой подать. Служивые меня, смеясь, отпустили…

Мама открыла сразу, казалось, она не спала, а ждала меня, прислушиваясь к каждому шороху. Сколько было слёз, ругани и опять слёз. Потом она меня два дня купала чуть ли не в кипятке, отмывая весь мой «африканский» лэп (многослойную извинительную грязь бывалого путешественника)…