Я выдохнула и взяла себя в руки. Надо предупредить Пашу, чтобы был поосторожнее с местными. Точнее – попытаться предупредить… Нельзя открыто писать о том, что один из них получил опасную способность погружать в глубокий Лектум, является сообщником Совета и вместе они похищают людей. У Паши возникнет много ненужных вопросов, и первым из списка будет – откуда я, сидя в Москве, это знаю.
Письмо получилось длинным. Я написала, что его европейские знакомые у меня доверия не вызывают. Они все что-то скрывают, и хорошо если безобидное, в чем я лично сомневаюсь. К каждому стоит присмотреться внимательнее. Не так уж он хорошо их знает, хоть часто бывает в Европе. В завершение спросила, как идет расследование. Феликс же именно это хотел узнать.
Закончив, я отложила телефон и посмотрела на улицу. Рыжего мальчишки уже не было, у ступенек отсвечивал яркой панамкой совсем мелкий карапуз. Сосредоточенно сопел и пытался стукнуть раскормленных голубей пластиковой лопаткой. Те с трудом уворачивались, переваливая жирные тушки на тонких лапках. Не голуби, а пингвины. Даже пнешь – не полетят… Эхо детских эмоций иногда доносилось, но энергия вокруг по-прежнему оставалась тусклой и равнодушной. А ведь целые сутки прошли.
– Дар долго не восстанавливается, – отметила я. – Раньше на второй день возвращался…
– Да куда он денется? – осведомился Феликс с откровенной издевкой и беззвучно захлопнул ноутбук. – Дня три потерпи. В этот раз чуть больше времени займет.
– Удивительно, – хмыкнула я.
– Что удивительного? Посреди сценария вырывает болезненнее, вот и последствия ощутимее.
– Удивительно, что ты не во главе тех, кто пытается от нас избавиться!
Феликс сдвинул ноутбук в сторону, чай в чашке колыхнулся в такт дрогнувшему столу. Жар схлынул, коронный ледяной взгляд пронзил меня насквозь. Перехватить его было невозможно, зато ощутить – в полной мере. Я крепче сжала чашку и спросила прямо:
– Правда, а зачем вмешиваться? Твои коллеги задумали нам какую-то пакость. Пусть… Явно хотят сделать мир лучше. Идеальнее! Почему тебя не устраивает их возвышенная самодеятельность?
Он утомленно выдохнул, отъехал чуть назад вместе со стулом, словно хотел оказаться от меня подальше, и спокойно ответил:
– Не доходит? Неужели нужно объяснять? Хорошо. Потому что это неправильно.
О… Интересно, что же они неправильно делают? Не знают про приливное течение? Но ни одного тела до сих пор не всплыло! К нам подлетела официантка со счетом и зубастой улыбкой. Феликс кивал девице, лишь провоцируя на бесконечную трескотню. Молча оставить счет на столике не пробовала? Похоже, ее рот никогда не закроется… А если она все-таки уйдет, то в воздухе останется висеть ее жизнерадостный оскал! Получив деньги, официантка вручила ему салфетку с нацарапанными ручкой цифрами. Видимо, номер телефона. Феликс помнит, что он вроде как на работе? Впрочем, салфетка улетела в первую же урну. И чем ему эта девица не понравилась? Симпатичная. Наверное, слишком много вопросов задавала. Лишних.
В отеле мне велели собираться и через час быть готовой выезжать. Я не стала спрашивать куда, лишь понадеялась, что меня не поволокут в неведомую даль на каком-нибудь дельтаплане. Новых писем так и не пришло. Хоть бы Паша уловил намек и задумался над тем, что за люди находятся рядом! Если его пытались на что-то спровоцировать моим исчезновением, то вряд ли остановятся. Утешало одно – ни глупостью, ни доверчивостью он не страдает.
В номере было жарко, и я выкатила чемодан на крыльцо задолго до назначенного срока. Но Феликс уже курил на том же месте, что и вчера. Он отвлекся от созерцания вывески соседнего магазина и кивком указал на припаркованную рядом машину. Копию той, на которой мы ездили в Испании, только номер другой. Забросив вещи в багажник, я села на переднее сидение. Меньше укачает, и раз уж мы теперь вместе расследуем, хватит прятаться и пережидать в уютных углах. Похитители сами собой не найдутся.
На стекле играли солнечные блики, но тучи сгущались. Неуловимо пахло грозой. Феликс прикончил сигарету и скрылся в отеле, я поерзала на кресле, устраиваясь поудобнее. Взгляд уперся в бардачок. Рука потянулась к нему сама, но… Рыться в чужих вещах как минимум неприлично. С другой стороны, Феликс обо мне почти все знает, а я о нем – ничего. Это нечестно. Он в мою переписку лезет без стеснения, и у меня дома, помнится, тоже не церемонился. Так почему мне должно быть стыдно? Я осторожно приоткрыла бардачок и заглянула внутрь. Там обнаружились бутылка воды, бумага с печатью, напоминающая оплаченный счет, свернутая в рулон сегодняшняя газета и… водительские права. Значит, Феликс Земан, тридцать четыре года, Женева. Он из Швейцарии, а фамилия вроде чешская. И на фотографии выглядит довольно приветливо, на маньяка не похож. С виду, по крайней мере. Или в тот момент суровое выражение лица у него внезапно не получилось?