«Свободный русский народ освободил все бывшие ему подвластными народы и дал возможность каждому из них самоопределиться и устроить свою жизнь по собственному произволению. Тем более имеет право сам русский и украинский народ устраивать свою участь и свою жизнь так, как ему нравится, и мы все обязаны по долгу совести работать на пользу, свободу и славу своей родины — матери России». «Иначе наши потомки будут нас справедливо проклинать и правильно обвинять за то, что из-за эгоистических чувств классовой борьбы мы не использовали своих боевых знаний и опыта, забыли родной русский народ и загубили свою матушку — Россию». Воззвание подписали известные и уважаемые в старой армии люди: генералы Поливанов, Зайончковский, Клембовский, Парский, Балуев, Акимов, адмирал Гутор. Первой стояла фамилия авторитетнейшего военачальника Алексея Брусилова. И это воззвание, кстати, имело громадный успех. После того, как оно появилось, в Красную Армию пришли пятьдесят тысяч офицеров.
Хотя что касаемо Брусилова… Должно быть, сотрудничая с большевиками, этот известный оккультист, страстный последователь небезызвестной мадам Блаватской, испытывал нешуточный душевный дискомфорт. Евреев среди большевиков хватало — а его высокопревосходительство был антисемитом патологическим. Академик Заболотный, бактериолог и эпидемиолог воспоминал, что еще до революции встречался в прифронтовой полосе с Брусиловым. Когда ученый пожаловался, что для его опытов очень трудно в нынешние тяжелые времена добывать обезьян, генерал «серьезно спросил: „А жиды не годятся? Тут у меня жиды есть, шпионы, я их все равно повешу, берите жидов“. И, не дожидаясь моего согласия, послал офицера узнать: сколько имеется шпионов, обреченных на виселицу. Я стал доказывать его превосходительству, что для моих опытов люди не годятся, но он, не понимая меня, говорил, вытаращив глаза: „Но ведь люди все-таки умнее обезьян, ведь если вы впрыснули человеку яд, он вам скажет, что чувствует, а обезьяна не скажет“. Вернулся офицер и доложил, что среди арестованных по подозрению в шпионаже нет евреев, только цыгане и румыны. „И цыган не хотите? Нет? Жаль“».
После капитуляции Польши из Стамбула в Россию вернулся с женой и группой офицеров не кто иной, как бывший врангелевский генерал Слащев, тут же призвавший остававшихся за границей врангелевцев последовать его примеру.
Личность эта мало того что колоритнейшая — кокаинист, бунтарь, постоянно ссорившийся с Врангелем, хозяин персонального зоосада, который возил в своем вагоне, — но и залитая кровью по самую маковку. Пожалуй, никто из белогвардейских генералов (атаманы вроде Семенова и Анненкова не в счет) не имел такой репутации лютейшего вешателя. С особенным удовольствием приказывал вздергивать во множестве большевиков и евреев персонально, но не обходил вниманием дезертиров, вообще всех, кто в недобрую минуту подворачивался под руку. Весь путь Слащева по югу России — это одна бесконечная цепь виселиц. В Севастополе на причале его встречал сам Дзержинский! Решено было направить Слащева преподавать в академию Генштаба, начальником которой был генерал-лейтенант Андрей Евгеньевич Снесарев, который был единственным человеком в РККА, не снявшим свои погоны. Он открыто щеголял в генеральских погонах с аксельбантом генштабиста на груди. На выпад Сталина, немедленно снять царские погоны, он сказал, как отрубил: «Не вы мне их вручали. И не вам их с меня снимать».
Отгулял свои нежданные выходные вместе с беременной женой на своем Объекте в бывшем Новодевичьем монастыре, мы побродили по зеленеющим полям, которые вспахали и засеяли рожью курсанты моих частей спецназа. Пахали курсанты на лошадях, закупив изготавливаемую воспитанниками колонии имени Горького сельскохозяйственную технику. К Макаренко выстроилась очередь желающих купить продукцию завода, который возвели колонисты. В планах Макаренко было освоение производства велосипедов и мотоциклов. Выпускающиеся колонисты предпочитали селиться в соседней деревне, оставаясь работать на предприятиях колонии.
— Ну что, Александр! Сам-то чему-нибудь научился вместе с курсантами?
— А то! Нас уже учат разбивать кирпичи, в том числе головой! — мой брат взахлеб начал грузить меня своими успехами в рукопашке, я же кивал и старался не заморачиваться — так все настохренело, устал и морально и физически, опять впереди сон по пять часов бесконечные совещания по пустяковым вопросам.
— Скажи-ка, братец, а тебя все устраивает, ни к чему не стремишься? — вытерпев словесный понос Сашки, умудрился вставить в небольшую паузу свой вопрос.
— Да нет, благодаря тебе, у меня все отлично, любимая работа, хорошая квартира, вкусное и полезное питание, тетя говорит, что я живу уже при коммунизме. И она права — у меня все есть. Я уже и за девушкой ухаживаю, она дочь нашего инструктора, здесь работает на кухне помощницей поварихи. Зиночка такая прелесть! Мне кажется я в нее влюблен.
— Стихи ей писал?
— Писал, правда мне кажется, они не идеальны!
— Ну ты и скромник! Когда свадьба?