Важна только любовь

— Я уверен — Бланш делала все возможное, Адриана.

— Да, это так. — Она сорвала одуванчик, пушистый, ярко-желтый, и отложила в сторону, потом снова взяла и принялась теребить, разглядывая желтые лепестки. — Помню, они часто ходили на танцы — мама выглядела роскошно: в красивом платье, туфлях на маленьком каблучке, с пышно взбитыми волосами… А папа — в белом костюме, с черным галстуком-бабочкой. Волосы он гладко причесывал. — Она слегка улыбнулась, не поднимая глаз от одуванчика. — Они были прекрасной парой. А потом они приходили домой…

Ее беспокойные пальцы замерли.

— Папина речь уже была бессвязней, он путался в словах. А у мамы каменело лицо, губы поджимались. Ну, ты же знаешь мою маму… — Адриана невесело рассмеялась. — «Все в порядке, дорогая, твой отец просто шутит. А сейчас пойдем — поможешь мне снять платье». И мы шли с ней в ее комнату и притворялись, что все отлично.

— У нее был свой способ справляться с этим. — Никогда бы Каттер не подумал, что станет защищать Бланш.

— Да, знаю, — кивнула Адриана. — Но подростком я думала, что она глупа. Слаба и глупа, раз спускает ему это. Я забывала об одной вещи, самой важной… — Адриана встретилась с его взглядом. — Она любила его. Несмотря ни на что, она его любила. И я тоже любила его.

Слова жгли ей горло. Когда в последний раз она произносила такое вслух?

Каттер молчал, терпеливо глядя на нее.

— Просто… я всегда чувствовала себя виноватой в том, что… — она поискала слова, — любила кого-то столь порочного. Чувствовала себя предательницей по отношению к маме. Словно это я позволяла ему снова и снова мучить нас. Но все же…

— Понимаю, — тихо проговорил Каттер. И она видела — он и правда понял.

— Наверно, есть что-то ненормальное в том, чтобы любить такого человека, да?

— Нет, если только надежду не называть ненормальным чувством. В такой ситуации только надежда и дает шанс терпеть.

— А ты надеялся?

Она угадала — он думает о своей бывшей жене.

— Некоторое время… Но мам не так повезло, как твоим родителям. У нас не было любви.

Какой же он хороший человек, Каттер… Такой сильный, такой… Она заставила себя отвести глаза — у него нет прав на такие мысли. Несколько футов Адриана проползла на коленях, подальше от соблазна, убеждая себя сосредоточиться на прополке. Но, вытягивая длинный корень, мысленно вернулась к своим родителям. Теперь она знала — мать смотрела на свой брак достаточно трезво.

В отличие от нее самой, от Адрианы. В последний год их брака она предпочла поплотнее зажмурить глаза. Каттер прав — она все еще цепляется за спасительную слепоту. А теперь вдруг устала от темноты — так устала… К черту все! Если уж Бланш смогла, то почему она не сможет? Она сильная — настоящая южная леди, как любила напоминать ей Бланш, закаленная в огне пылающих плантаций.

Впрочем, сейчас ее окружает теплый сад, полный мира и покоя, возле дома ее мечты. Стоит прекрасное утро, и рядом с ней — сильный мужчина. Можно немного расслабиться. Адриана встала на колени, глубоко вздохнула и снова подумала о Харви.

Его рубашки — белоснежные, хрустящие, с перламутровыми пуговицами, тщательно отглаженные. Она помнит, как складывала их в чемодан, упаковывала его вещи, чтобы он мог ехать к другой женщине.

Телефон, звонки поздней ночью. Она поднимает трубку дрожащей рукой и слушает ее дыхание, слушает тишину, такую насмешливую и жестокую…

Злость… Но в злости для нее нет ничего нового — она знала ее и раньше, может быть, не такую глубокую.

Сумка… Пластик с голубыми буквами. Вежливая, безликая женщина-полицейский вручила ее Адриане. Озадаченная, она открыла ее: красная туфелька, соблазнительная, утонченная… И наплывшая дурнота, когда она поняла, что в тот день в машине с Харви сидела эта женщина. Он ушел от нее, бросил Лизу, и с ним была эта сучка. Она смеялась, пока он уезжал…

Ненависть… Она ненавидела его. И радовалась, что он умер. Ненависть черна и уродлива, ее нельзя не замечать. Адриана уже не старалась подавить это чувство, позволила ему прийти и завладеть собой, пройти сквозь себя. Ждала, вдыхала и выдыхала. Равновесие возвращалось, а вместе с ним — удивление. Она взглянула в лицо самому худшему, а мир так и не перевернулся.

Адриана ощутила руку Каттера на своей руке и открыла глаза. Она и не заметила, что они закрыты.

Безучастно смотрела, как он силой разжимает ей руку, в которой намертво зажат сорняк. Костяшки стерты, руки загрубели после двух недель уборки, кончики пальцев окрасились в зеленый цвет. Губная помада, конечно, давно стерлась, а волосы растрепались…

Последнее время она так старалась хорошо выглядеть. Накупила себе полный шкаф сексуального кружевного белья — последняя безнадежная попытка привлечь внимание Харви. Даже сейчас ей почему-то казалось важным сохранять безупречный вид — постоянный макияж, и все прочее.