Вавилонская башня

Комиссар прилетел в Вальядолид в шесть часов вечера, пересел в автомобиль Хансена, и они помчались к салатовым лугам, к долине, окруженной пепельными горами. Солнце, склоняясь к горизонту, озарило розовым светом небо и землю.

— Дьявольская история, — говорил комиссар. — Случай, можно сказать, беспрецедентный, самое время кончать с этим, людей охватывает всеобщая истерия, перед концертными залами, перед зданиями опер собираются толпы и плачут. Знаменитый композитор покончил с собой. Я никогда в жизни не был ни на одном концерте, я вполне могу обходиться без музыки, честно говоря, я все это время отдыхаю, потому что умолкли мои музыкальные соседи, но сознание того, что мир ограбили, лишили всех мелодий, что ни один инструмент не может издать ни звука, а певец взять ни единой ноты, — сознание этого, господии Хансен, вселяет в нас ужас. Где же ваши звучащие камни?

— Замолчите, наконец. Послушайте.

— Да, очень мелодичные звуки. Вы действительно лапали на след похищенной музыки. Музицирующие камни. Фантастично. Надо рассмотреть их как следует.

Они шли по полю. Хансен поднял один из камней.

— Полый внутри. Просто консервная банка. Откройте, — сказал Рейбо.

— Это шарманка. Она играет вальс.

— Это камень, — поправил комиссар, — полевой камень, поразительно легкий, или что-то вроде камня. Здесь нет никакого механизма.

— А другие? Поднимите другие и откройте.

— Этот играет марш.

— А этот — твист.

— Есть и румба. Поразительно, Хансен. Бежим! Шар раздавит нас.

Но шар остановился в нескольких метрах от них, что-то скрипнуло, невидимые руки приоткрыли круглую дверцу и прозвучал приятный, мелодичный голос:

— Простите, мы не собирались сеять панику на Земле. Ваши поэты говорят, что музыка окрыляет, и они в некотором роде правы. Это отличное топливо для межпланетных кораблей. Метеорит повредил наши баки, и нам пришлось совершить посадку. Мы приказали роботам поискать новых горючих материалов. Они поняли нас слишком дословно. Для продолжения полета нам хватит нескольких самых новых музыкальных шлягеров. Обирать Землю целиком было, разумеется, полнейшей бессмыслицей. Поэтому большинство контейнеров с музыкой мы оставили на пастбище. Еще раз просим прощения.

Голос умолк. Шар, словно мяч, дважды подпрыгнул на поле и помчался к облакам.

— Будет дождь, — сказал комиссар. — Надо все это собрать. Поспешим! Ненавижу бурю, а через секунду блеснет первая молния. Что случилось, господин Хансен?

— В баке ни капли бензина, я забыл пополнить запас горючего.

— Не вижу повода для беспокойства. Заменим бензин какой-нибудь мелодией.

— Что вы предлагаете?

— Что-нибудь бравурное. К полуночи я должен быть в Париже.

Диктор включил микрофон и сказал:

— Убедительно просим извинить нас за перерыв в концерте. Продолжаем передачу «Исчезла музыка».

ВИТОЛЬД ЗЕГАЛЬСИИЙ ТЕБЯ ЖДЕТ ПРИКЛЮЧЕНИЕ

— С домашними роботами хлопот не оберешься. Иногда так и подмывает взять в руки молоток и разбить болвана на кусочки. Просто не верится, сколько сюрпризов скрыто в мешанине из проводов, ламп и катушек. До сих пор не знаю, где у моего Катодия затаилась зловредность, а где зазнайство и хитрость. У него есть даже что-то вроде чувства юмора, к тому же довольно своеобразного. Он может запросто довести человека до белого каления, но может и смягчить неприятную ситуацию.

Недавно он так разозлил меня, что я достал из ящика инструменты и уже решил было наконец разделаться с этой бестией, как вдруг мой Катодий начинает петь песенку: «Лишь со мной одним, наверно, тебе будет так же скверно…» Я проверял, песенка была написана во второй половине XX века. И знаешь, он-таки рассмешил меня, злость прошла, я бросил инструменты в угол, а потом, воспользовавшись моим отсутствием, Катодий унес их и так здорово упрятал, что я до сих пор не могу их отыскать. Вероятнее всего, он их выкинул, ведь я швырнул их в угол, словно отходы, а Катодий мусор выбрасывает-так что, если я спрошу его об инструментах, он всегда сумеет отвертеться. Впрочем, меня гораздо больше волнует удивительная склонность этого металлического сундука к философствованию…

Гарри замолчал и взглянул на товарища. Кройс сидел в кресле, натянуто улыбался, и эта улыбка придавала его лицу выражение ожидания.

— Роботы, роботы, мертвая материя, ведущая себя, как живал, — Кройс пытался экспромтом состряпать какое-то определение, а потом стал нудно и банально разглагольствовать о необходимости возврата к уровню примитивной цивилизации, не отягощенной услугами автоматов.

Только обрывки этих совсем не убедительных для Гарри фраз доходили до его сознания; из-под полуопущенных век он рассматривал покруглевшую физиономию старого школьного товарища, его отчетливо видимый второй подбородок и уши, удивительные уши, которые, казалось, все время к чему-то прислушиваются, улавливают голоса и шепотки.