Вавилонская башня

— Тебе кто про вавилонскую башню рассказывал мать или отец? — вместо ответа спросил Игорь.

— Отец. А что?

— Так я и знал, — Андрей толи от досады, толи от удовольствия, что расчёты оказались верны, звонко хлопнул ладонью по ноге.

— Колька, дело у нас серьёзное. Рассказывай, что тебе говорил отец?

Напрасно Николай говорил про костёр, который вот-вот может потухнуть, напрасно пытался понять в чём собственно состояла серьёзность. Товарищи были настроены решительно и не собирались уступать. Поняв, что рассказать будет быстрее, чем припираться, Николай начал свой рассказ:

— … понимаете, эта башня находится внутри нас, — при этом рассказчик показал рукой куда-то в область грудной клетки, — и её ни в коем случае нельзя строить. Но если человек всё-таки начнёт строить её, то она всё равно окажется разрушена.

Приятели переглянулись между собой и недоверчиво посмотрели на Николая.

— Понимаете, это притча и её следует понимать именно так.

— Не понимаю, зачем же строить, если заранее знаешь, что она будет разрушена? — разочаровался в услышанном Андрей.

— Потому, что люди не могут её не строить.

— Почему? — спросили хором трое.

— Потому, что они грешны.

Ребята опять переглянулись.

— Башня это наши пороки: жадность и зависть. Одним словом, желание быть выше других.

— Ну и…

— Её невозможно построить, потому, что когда люди начинают строительство, они перестают понимать друг друга — начинают говорить на разных языках.

— А потом что?

— Ничего. Башня начинает рушиться. Если она была достаточно большая, то может даже придавить тех, кто её строил. Поняли?

— Очень смутно, — сказал Андрей.

— С водокачкой было понятнее, — поддержал товарища Саша.

— У древних Греков мифы были интереснее, — заключил Игорь.

Стало смеркаться. Дымок, висевший над поляной, развеялся.

— Ой, я же хворост должен принести для костра! — испугался Коля.

Ребята схватили хворост и побежали к поляне.

Вокруг костра, оживлённо беседуя, сидели их матери и отцы. Увидев своих чад с хворостом, они громко рассмеялись.

— А ты, Катюша, хотела уже искать их! — смеялся Андрей Петрович, — как видишь, целы и здоровы.

— Вас, голубчики, только за смертью посылать! — смеялся Кузьма.

— А рыба-то где? — спросила Маша.

Саша, вспомнив, что ему было поручено наловить к ужину рыбу, чуть не провалился от стыда сквозь землю. Он как-то подпрыгнул и под смех взрослых кинулся к реке. Товарищам по несчастью ничего не оставалось, как последовать примеру своего друга.

Ребята стояли на берегу речи, когда было ещё достаточно светло, но и это не помогло им найти удочку. Рядом с тем местом, где рыбачил Саша, огромный чёрный кот, урча, как трактор, доедал и без того невеликий улов.

— Вот урод!

Саша отломил от куста прут и замахнулся на кота. Тот издал отвратительный вопль и скрылся.

Вернувшись, ребята застали своих родителей, сидящими вокруг костра и который раз рассказывающими про свои фронтовые подвиги. Присутствующие прекрасно знали про все приключения, но всё равно слушали с замиранием сердца, как будто это всё случилось только вчера, и как будто никто не знал, чем всё это закончилось.

После конфуза с хворостом и рыбой, ребята сидели у костра молча, ничем не напоминая о себе. Рассказы взрослых были им даже на руку. Мальчишки надеялись, что за разговорами родители забудут и про рыбу и хворост.

Наверное, потому, что ребята вынуждены были сидеть молча и слушать старших, или оттого, что истории, которые они слышали, происходили именно на том самом месте, где находились путешественники, рассказы, незаметно для слушателей стали превращаться в реальные события. Время, вспомнив, что оно относительно, вдруг перенесло ребят в тот период, когда их и на свете-то ещё не было. Темнота, действуя со временем заодно, придавала рассказу оттенок таинственности. Пляшущие языки пламени, освещая фигуры людей каждое мгновение с новой стороны, заставляли длинные тени двигаться вокруг костра за спинами путешественников, доводя последних до полуобморочного состояния. Тени от деревьев тоже двигались, будто бы кружась в такт какого-то замысловатого танца. И, наконец, лесные звуки дополняли сказочное превращение: они становились неотъемлемой частью рассказа, завершая переход из информационной составляющей мышления в совершенно конкретную материальную составляющую, которую можно увидеть, услышать, понюхать и пощупать. Ребята не просто услышали рассказ про войну — они в действительности побывали на ней, пощупали её, попробовали на вкус.

— Хальт! — выкрикнул Андрей Петрович.

Как по команде, мальчики бросились на мох и прижались к земле. Они затаили дыхание, чтобы враг не мог обнаружить их. Руки и ноги неожиданно сделались ледяные, а сердце на какое-то время перестало биться.

В иной обстановке такое поведение вызвало бы взрыв смеха, но только не сейчас. Сейчас не только дети, но и их родители были на войне. Сейчас они также, как и много лет назад думали об одном. Они молили Бога, чтобы немцы их не заметили, чтобы те сели в свой грузовик и скорее уехали.

Наконец взревел мотор и грузовик уехал. Путешественники стали понемногу приходить в себя.