Вавилонская башня

В дальнем углу, напротив комода на котором стояли фарфоровые слоники и раньше были расставлены фотографии деда Макара, на коленях стояла Маша и, глядя на икону богоматери, усердно крестилась. До слуха Макара донёсся нежный голосок его названой внучки.

— Господи, боже наш милостивый, и ты пресвятая дева Мария, верни мне мужа моего, раба твоего Николая. Если погиб он за Родину нашу, воскресите мужа для жены, а отца для сына. Услышьте меня, ибо нет, кроме вас, у меня на земле боле заступников.

Маша наклонила свою голову к комоду, коснулась лбом иконы и зарыдала. Макар, молча, отошёл от комнаты и тихо прикрыл дверь. Шаркая своими тапками, которые больше походили на лапти, он снова направился к себе.

— Ну вот и ладненько, — бубнил он себе под нос, — вот теперь всё правильно. Стало быть, теперь он точно к ней вернётся.

Макар обошёл свою комнатку, расставил все вещи на свои места и подошёл к иконе.

— Ну вот и всё, — сказал он себе, крестясь. — Стало быть, теперь всё сделал.

Он снова лёг в постель, укрыл своё тело одеялом, перекрестил лоб, что-то прошептал и умер.

Глава 8

Кузьма не просыхал уже неделю. После того, как по радио объявили, что война кончилась, весь отдел НКВД во главе со своим начальником, видимо решил выиграть войну у зелёного змея. Уничтожив все запасы спирта у себя, чекисты вынуждены были отступить в расположения армейских частей, где спиртное было не только своё, но и трофейное. Противник, видимо, не собирался сдаваться, и офицеры решили вырвать победу штурмом. Они уничтожали спиртное везде, где только могли его видеть. Никто не сомневается, что зелёный змей наверняка выиграл бы эту схватку, он уже находился в одном шаге от победы, но командиры, которые неизвестно каким чудом умудрились сами выйти из этого пьяного штопора, положили конец этой нечеловеческой братоубийственной бойне. Солдаты растащили офицеров по подвалам и отпаивали их там рассолом, не давая встречаться друг с другом до тех пор, пока они полностью не протрезвеют.

— Товарищ подполковник, — обратился сержант к Кузьме, — вас генерал к себе вызывает.

— Какой генерал?

— Ваш начальник, какой же ещё?

— Когда вызывает?

— Уже третий день, как вызывает.

— Тогда надо идти.

Кузьма постарался привести себя в порядок, но видя, что опухшее лицо никуда не денешь, махнул рукой и, качаясь, вышел из подвала.

Генерал долго ходил вокруг подполковника и рассматривал его опухшую физиономию.

— Да, товарищ подполковник, вы прямо как после боя.

— Так точно! — выкрикнул Кузьма, не понимая, хвалит его начальник или ругает.

— Что, так точно?

— Виноват. Служу трудовому народу!

— Да ты я вижу, ещё не протрезвел.

— Так точно, товарищ генерал!

— Что так точно?

Подполковник подозрительным взглядом осмотрел кабинет генерала, подошёл к шефу ближе, и тоном с которым обычно нищие выпрашивают у церкви на пропитание, проскулил:

— Иван Петрович, миленький, всего сто грамм. Говорить не могу, челюсть трясётся, зубы лязгают.

Генерал укоризненно покачал головой, открыл сейф и достал бутылку с мутной жидкостью. Он наполовину заполнил ей стакан и пододвинул его подполковнику.

— Ты уж извини, у меня только самогонка. Спирт ещё вчера закончился.

Кузьма опрокинул стакан. Его взгляд моментально стал сосредоточенным, а руки перестали трястись.

— Спасибо, товарищ генерал. Жизнь мне спасли, не меньше.

— Это ты в точку попал, Кузьма. Я действительно вызвал тебя, чтобы жизнь твою спасти.

Кузьма сразу кончил шутить и стал серьёзным.

— Ты помнишь вашего командира партизанского отряда, Вронского?

— Конечно, помню.

— Ты ведь в отряде его правой рукой был?

— Было дело. Мы тогда с ним большие дела делали!

— Я бы не советовал сейчас вспоминать о ваших делах.

— А что случилось? Я ведь после соединения отряда с нашими, был направлен в управление и ничего не знаю о командире.

— Вот только не надо этого. Никакой он тебе не командир.

— Да что же случилось?

— Случилось то, что Вронский дезертировал из своего полка.

— То есть, как это дезертировал? Зачем ему это надо?

— Значит, было надо. Ты знал, что он бывший белый офицер?

— Это все знали. Он и не скрывал это. Лично я в этом не вижу ничего предосудительного. До революции не было Красной армии. К тому же воевал он хорошо. Правительство даже присвоило ему звание полковника.

— Против немцев воевал хорошо. Но кроме них есть ещё американцы и англичане.

— Вы хотите сказать, что он перебежал к ним?

— Не знаю я куда он перебежал. Против него заведено дело. Он обвиняется в антисоветской агитации и пропаганде.

— Он!?

— Да причём тут он? Никуда он не денется. Если дело завели, значит сядет. Дело в тебе, а не в нём.

— Во мне? А я то здесь причём?

— Есть мнение, что именно ты помог Вронскому бежать.

— Как же я мог ему помочь, если он был в своём полку, а я в управлении. К тому же в том периоде, о котором вы говорите, я находился в Москве.

— В Москву ты вылетел в день бегства Вронского. Только ты вылетел в столицу на самолёте, а он ехал туда на поезде.

— Ну и что?