Вавилон. Пламя

Варац зажмурился от внезапной, яркой вспышки. А в следующий миг ему пришлось спешно зажимать уши: лес прорезал шум, в котором с трудом можно было узнать крики. Кричали сотни разнообразных голосов, они кричали громко и надрывно, мучительно, и от невыносимой какофонии их воплей в жилах стыла кровь. Варац спешно проморгался слезящимися от яркого света глазами. Он сильно сощурился, ища взглядом его источник. Впереди себя он увидел пламя – ярчайшее, живое, не имевшее никакого отношения к любому из огней, что ему доводилось видеть прежде. Оно дышало, и воздух вокруг него полыхал потусторонним, чужеродным жаром, от которого Варацу даже на таком расстоянии стало дурно. Гидра с воплем ломанулась назад, мотая головами и на ходу ломая деревья.

Вопли давили на Вараца даже через зажатые уши, а пространство вокруг будто сжималось в кольцо. Чародей инстинктивно пошел назад, и остановился лишь тогда, когда давление сгустившегося воздуха ослабло, снова позволив ему вдохнуть..

Оно потухло так же внезапно, как и разгорелось. Вопли тут же стихли. Воздух будто схлопнулся, издав характерный, ни на что не похожий звук. Когда Варац снова обрел способность видеть, ему открылась пустота выжженной земли, граница которой проходила прямо перед ним. Исчезли деревья и трава, а голый грунт был почерневшим и взрытым. Наэлектризованный воздух внутри пустоты громко трещал.

– Червоточина… – пробормотал чародей через звон в собственных ушах.

Взгляд его упал на силуэт Лилит, белевший на темной земле. Варац не был храбрецом, но он не задумываясь задержал дыхание и перешагнул через невидимую границу, вступая в червоточину. Он почувствовал невообразимый холод и давление, нарастающее внутри его тела. Чародей бросился к Лилит, продираясь через тяжелое, густое пространство, и, подхватив ее за руки, потащил по земле.

Воздух в легких был на исходе, а череп, казалось, вот-вот взорвется, когда посиневший чародей вышел из червоточины. Он резко вдохнул, вытянул Лилит последним рывком, не удержал равновесия, и рухнул на траву.

Через несколько тяжелых, хриплых вдохов Варац подполз к Лилит и коснулся ее кожи. Она была теплой, почти горячей. Лилит дышала ровно.

– Твою ж мать… – облегченно выдохнул Варац, падая на на спину. – Прелюбопытнейше, чтоб меня!

Глава 3

Варац негромко насвистывал, мешая ложкой в котелке. Ему удалось найти дикорастущий черный перец, чем он был чрезвычайно доволен. Пресная уха вставала поперек горла, и мысль о хоть каком-то разнообразии во вкусовой палитре воодушевляла и поднимала настроение.

Последние два дня кругом была тишь да гладь: никаких гидр и других хищников. Даже птиц вокруг будто стало меньше, по крайней мере пели они заметно менее активно. Чародей тихо постучал ложкой о краешек котелка, и отложил ее. Он бросил взгляд на Лилит, и с удивлением обнаружил, что глаза ее открыты. Она неосознанно следила за его движениями ничего не выражающим взглядом.

– Ты как? – спросил Варац.

Лилит ответила не сразу.

– Пить хочется, – бледно сказала она.

Варац протянул ей бурдюк с водой. Сделав несколько глотков, Лилит вернула голову на землю.

– Почему я голая?

– Я не стал брать на себя смелость тебя одевать. Одежда вон там лежит.

Лилит равнодушно посмотрела на стопку новеньких вещей, и вернула голову на место.

– Где Дарири?

– Понятия не имею.

Лилит медленно присела и вынула лист из растрепанных волос.

– Я так и пролежала на земле два дня?

Чародей кивнул в ответ.

– Я бы тебя накрыл, но ты явно не мерзла. Решил, что лучше тебя не трогать.

– Спасибо, – Лилит поджала под себя ноги.

– Да на здоровье, дорогуша, – Варац заглянул в котелок, и вновь принялся помешивать уху. – Разреши теперь я поспрашиваю?

– Можешь попробовать.

– Начнем с простого: ты что-нибудь помнишь?

Лилит слегка поморщилась.

– Боль. Агонию. Невыносимую агонию, – ответила она после небольшой паузы.

– Ага… – Варац склонил голову набок. – А что это было, черт побери, ты знаешь?

– Я плохо помню. О чем ты?

Варац вкратце пересказал ей произошедшее, как он его запомнил. Лилит посмотрела направо, туда, где кончались деревья и начинался идеальный круг ровной, выжженной земли.

– Червоточина, а? Понятно, – кивнула она и уставилась в костер.

Взгляд ее был отсутствующим и расфокусированным, лицо ничего не выражало. Ее не заботила ни собственная нагота, ни сломанная рука, ни разбитые в кровь локти и колени, раны на которых успели покрыться легкой коркой. Варац прокашлялся и спросил тихо и вкрадчиво:

– Лилит, ты… Как ты себя чувствуешь?

Она оторвала взгляд от огня и провела рукой по лицу.

– Как дерьмо, – ответила она, чуть отворачиваясь.

Варац едва заметно кивнул, и спросил еще осторожнее:

– Ты чувствуешь правую руку?

Лилит посмотрела на свою ладонь. Кончики пальцев до нижней фаланги были ссохшимися и почерневшими. Она коснулась их другой рукой, меланхолично ощупывая омертвевшую кожу. Потом сжала и разжала ладонь. Пальцы пока повиновались.

– Знаешь, что за дрянь?

– Я ничерта не знаю о знахарстве, как ты можешь помнить, – пожал плечами Варац.

Лилит усмехнулась отрешенно.

– Понятно.