Вид был красив. Оставшаяся позади долина была окружена горной грядой, над которой, крича и переругиваясь, вили гнезда гарпии. Старая Марта всегда стращала, что гарпии охочи до детей, подхватывают их когтями, поднимают высоко и сбрасывают на скалы. Однажды заезжий путник – девочке тогда показалось, что он колдун – посмеялся над этим и сказал что-то о том, что крестьянское невежество и раскаленным мечом не выжечь.
Впереди лежала широкая дорога, уходящая вниз. Девочка заглядывалась на то, как по холмам гуляет ветер, волнами приминая траву. Потом взгляд ее упал на Синие Вершины – длинную горную гряду, покрытую снегом. Даже отсюда она видела пологий склон, ущелья и трещины – интересно, живет ли там кто-то, так высоко в горах?
Показались очертания небольшой деревни – домиков в пятьдесят, не больше – чуть влево от дороги. Неподалеку на лугу пасся скот. Девочка неуверенно приобняла себя за плечо, и, тихонько молясь, повернула.
– Авось не помрем, да, сивка? – сказала она, обадривая себя.
Чуть поодаль от основной гряды хат на пастбище сидели двое мальчишек, на вид чуть старше девочки. Они увлеченно болтали и смеялись, но повернули головы и разом замолчали при ее приближении. Мальчишка справа – щуплый, белокурый, лет пятнадцати – жевал длинную травинку. Слева, помладше, был рыж и бледен, лицо и руки его были покрыты веснушками.
– Тебе чегой? – неровным, ломающимся еще голосом, спросил мальчишка справа.
– Ничегой, – ответила девочка.
– А чегой пришла тогда? Ты чейная будешь?
– Ничейная.
– Так вали отсюда, раз ничейная, – вмешался в разговор рыжий. – Где сивку взяла?
Девочка утерла нос.
– Мне идти некуда, – опасаясь смотреть им в глаза, сказала она.
– Сирота чтоль? – чуть сощурившись, спросил белокурый.
Девочка кивнула после небольшой паузы.
– Ну.
– Как звать тебя?
– Витка, – ответила девочка.
– Иди туда, – мальчишка показал рукой в сторону деревни. – Там возле колодца Бука стоит. Ее спрашивай, поможет. И это… скотинку-то оставь. Мы присмотрим, – голос его зазвучал заметно мягче, чем до этого.
Бука оказалась крупной женщиной с громким, басовитым голосом, разносящимся по всей улице. Возле нее стояли два пустых ведра и худощавая рыжеватая женщина, одетая в лен. Девочка замерла в нерешительности в нескольких шагах от них, одергивая рукава сарафана.
– …за косу оттаскал. Злобный, зараза, весь в папашу, чтоб ему в аду гореть… – донеслось до нее. Рыжая женщина кивала в ответ, потом перевела глаза на девочку, заметив ее присутствие. В ее грустном, тяжелом взгляде появилось удивление, и почти сразу – жалость.
– Боже святы! – воскликнула она, бросаясь к девочке. Та отшатнулась, и женщина опустила руки, протянутые было к ней. – Ты чье, золотце?
Бука развернулась всем телом и вразвалку подошла к девочке, окидывая ее взглядом. На ее подбородке была большая бородавка.
– Не трожь ее, Тайка, – пробасила она. – Рукава-ка закатай, девчуль.
Девочка обреченно отвела глаза и подняла рукав, демонстрируя клеймо.
– Боже святы… – повторила рыжая женщина. Девочка уставилась в землю перед собой.
– Чего пришла, дьявола принесла в наше село? Иди куда шла, отродье, – сплюнула Бука.
Девочка подняла на нее глаза, упрямо оставшись стоять на месте.
– Не уйду, – твердо сказала она, сжимая кулачки. – Камнями закидайте. Все равно на дороге сгину.
– Я те щас дам, камнями! – Бука подняла было руку, но Тайка встала между ней и сжавшейся от страха девочкой.
– Спятила? На ребра ее посмотри, она ж не ела с тамису2! – сказала она, загораживая девочку собой.
– Это ты спятила, отродье выгораживать! Беду накличешь!
– Беду накличем, если ребенка на смерть отправим! Я к себе ее возьму.
– Ой, дура, – Бука махнула рукой и вернулась к ведрам. – Попомни мои слова, придет к нам лихо из-за нее!
Тайка повернулась к девочке и присела возле нее, заглядывая в лицо светло-карими глазами, полными теплой доброты.
– Пойдем накормлю тебя, – мягко сказала она. – Как ты на ногах еще стоишь-то, бедняга…
Девочка часто закивала, смотря на нее с благодарностью.
– Спасибо, кирья, спасибо… – забормотала она. – Я готовить могу, убираться, скотину кормить…
Тайка улыбнулась и встала.
– Поешь сначала, потом решим. Пошли-ка. У меня уха вчерашняя осталась еще.
Хата была маленькой, меньше, чем родная хата девочки в Коши. Потолочные балки были подточены древесными жуками, угрожая целостности покатой крыши, выложенной грязью и камышом.
Девочка замерла на пороге, глядя на выцветший пол. Тайка направилась к холодной печи, кивнув девочке на трехногий табурет, стоявший возле стола.
В дом, хохоча и чуть не снеся девочку, ворвались две белокурые девчушки лет шести, и принялись носиться вокруг стола, улюлюкая и смеясь.
– Ну-ка не носиться в доме! – прикрикнула Тайка. – Матери все расскажу! Пошли вон, мерзавки!
Одна из них подскочила к девочке, смотря на нее снизу вверх.
– Ты кто такая долговязая? – без пауз спросила она.
– Вон, кому сказано! – рассердилась Тайка. – В поле идите носиться!
Девчонка показала Тайке язык, и они обе, смеясь, выскочили на улицу, оставив дверь без замка нараспашку.