Вавилон и Башня

– Дж-и-и-и-н! – закричал я, пытаясь еще невидящими глазами разглядеть сверток, на котором вчера примостилась Джин. – Джи-и-и-и-н, твою-то мать! – я даже начал волноваться. – Ну сколько можно, Джин!

Утро – это боль. Все тело рассыпается, точно кто-то мнет в руках высушенный лист. Лист потрескивает, рвется, но пока почему-то ни разу в труху не превращался. Боль есть боль, и больше ничего. Это я уяснил. Это только где-то там, в ненастоящем, боль заставляет делать что-то. На самом деле боль может лишь сковывать.

Когда глаза немного привыкли к темному коллектору, я начал различать потрескавшуюся краску на стенах, очертания короба какого-то из воздуховодов, уходящего вверх. Ну и очертания Джин. Свернувшись калачиком, она спала ровно в том месте, где я вчера ее оставил.

– Джин, ты спишь?

– Хрр-хррр-хрююю… – мирно просопела Джин и, кажется, перевернулась на другой бок. Она всегда начинала сопеть перед тем, как проснуться. Так-то спала тихо, как и полагается немому протезу.

– Слушай, ты помнишь, для чего раньше были сделаны эти коллекторы?

– Уффф-ииии-ть… – ответ Джин прозвучал невнятно.

– Помнишь, помнишь, – догадался я.

Подумать только, еще не так давно целая цивилизация сливала свои «грезы» через этот прямоугольный широкий туннель, ведущий глубоко вниз, в землю, непонятно куда.

Теперь он пуст. Как и сама цивилизация. Высох коллектор, высохли и «грезы».

Я попробовал сесть, сразу не получилось. В ушах звенело. В глазах как будто песок. Это нормально, главное, до первой капли дистиллята делать все медленно.

В кармане я сжимал его – Роберта. Держать руку в кармане, пока спишь, вот к чему приучил меня Роберт, и был прав. Роберт – моя единственная оставшаяся колба с дистиллятом. Все остальные парни уже пали, истощив свой запас, теперь вот только безжизненно побрякивали в карманах. Я даже начал забывать их имена. Руперт, Руби, Рэй, маленький Рудольф. Все сгинули пустыми в карманах… черт с ним, какая теперь разница…

Остался один Роб, да и он обычно молчал, пока был закрыт. Это и правильно, только так и хранят драгоценный дистиллят – молча. Но сегодня время не пришло даже для одной капли.

Наконец я кое-как сел, медленно поднимая голову, чтобы уменьшить звон в ушах, потом натянул Джин на ногу.

– Фью-ть-ть-ть… – сопротивлялась она, впрочем, как обычно. – Не так, не так застегиваешь, идиот!

– Ладно тебе, ладно, – пытался успокоить я. – Сегодня «третий» день. Значит, мы можем провести его весь в этом чудесном коллекторе. Никаких походов по заброшенным зданиям, никаких порывов Милицы и грязи Адама. Понимаешь? Сегодня никакой Милицы и Адама. Хорошо, а? – при этом я даже попробовал изобразить какую-то гримасу на лице, чтобы немного расшевелить Джин. В конце концов, от нее тоже зависит, сдвинусь я с места или нет.

– Ладно, раз говоришь, что сегодня не будет Адама и Милицы… а торговый центр мы поищем? – опять принялась она за свое.

– Эх, Джин… – что еще я мог ответить.

Джин была не настолько добра.

– Идиот, – грубо бросила она, однако дала-таки застегнуть последний ремешок.

В «третьи» дни вся наша компания, я, Джин и Роберт, могли оставаться под землей. Только в «третьи» дни. Те, кто все время проводил под землей, прячась от Милицы и Адама, окончательно двинулись. Мы пока выходили. Пока. Сегодня был заслуженный «третий» день для этого коллектора. Прекрасный, отличный коллектор, между прочим! Надо дать ему имя, разговаривать-то все равно придется.

– Будешь Калвином? – спросил я у коллектора.

Кажется, стены ответили протестом: «Вина-ви-на-вина».

– Не будет он Калвином, – проворчала Джин.

– Тогда… может, Августом?

Стены вторили: «А-гу-а-гу-гу». Это, наверное, можно расценить как вполне уверенное «да».

– Он будет Августом, – и я одобрительно похлопал Джин по пластиковой «спинке», хотя и знал, что она этого не любит.

– Августом? С чего это? – не унималась она.

– Август, Август. Вот увидишь.

– С чего-чего? – не отставала Джин.

– Слушай, ну… – я чуть было не сказал, как мне протезу объяснить-то, но вместо этого просто добавил: – Август – значит густо. Густо – это хорошо. А хороший коллектор должен быть густым! Густо – хорошо. Очень густо – еще лучше. Понятно?

– Ладно… – то ли успокоилась, то ли затаила обиду Джин.

Август и правда был хорошим коллектором. Стены и потолок цвета грязного бетона. Собственно, как и пол. Коллекторы вообще не отличались разнообразием, просто бетонная труба, да и все. Вот и Август был таким.

Адам еще не затянул здесь все своей паутиной, Милица сюда не проникла, поэтому видно было очень хорошо, когда глаза привыкли к полумраку.

Чертова Милица! Как же она доставала на поверхности! Жутко раздражало, когда в каждый кусок твоего тела все время втыкаются тысячи осколков. Милица, сука! Вот кто точно переживет нас всех: меня, Джин, Роберта, даже Адама. Хотя Адам с ней заодно! Это точно. Пока Милица дует потоками своих острых осколков, он все покрывает черной копотью и грязью. Скоро все вокруг станет Адамом.