Вавилон

— Сколько жрецы Эсагилы. Да, Эсагила, которая уверила его величество Валтасара в том, что боги живут исключительно в утехах сладострастия и что ему, сыну богов, уготована такая же жизнь. И вот царь предается разгулу и любовным оргиям, вместо того чтобы править и решать государственные дела на благо державе. Эсагила умышленно толкает Валтасара к гибели. Она учит его творить зло и этим восстанавливает против него население. Эсагила рассчитывает на то, что Взбунтовавшийся против царя народ поможет ей осуществить заветную мечту — свергнуть Валтасара и снова прийти к власти. Убийство Валтасара, царица, было бы только на руку Эсагиле! На трон взойдешь не ты, а тот, кто будет угоден жрецам. Вершить делами снова станут жрецы, а народ, который ты хочешь спасти, окажется во власти кровопийц, которые будут тянуть из него соки, навалив бремя неисчислимых поборов. Как знать, возможно, даже персы будут не столь жестоки к халдейскому люду, как жрецы, которых нельзя считать истинными служителями богов.

— Может, ты напрасно клевещешь на них, пророк?

— Сейчас я докажу тебе, царица, насколько подлы их действия. Тебе известно, что при попустительстве его величества царя Валтасара евреи десятками мрут на канале Хебар и в вавилонском еврейском квартале около канала Пикиду. Но царь вершит волю Эсагилы. Она подогревает в сердце царя ненависть к евреям, а сама покровительствует некоторым из них и принимает дары для своих святилищ, помогает им в прибыльных сделках и устраивает их на выгодные должности. Валтасар ненавидит евреев, и они платят ему подобной же ненавистью.

— Все это слишком ужасно, Даниил. — Царица взволнованно схватилась за ручку двери.

— Точно так же, — продолжал Даниил, — по наущению жрецов его величество собирается выслать из страны всех чужеземцев, видя в них угрозу государству, тогда как сама Эсагила вошла в сговор с иноземцами против Валтасара.

Царица от неожиданности едва нашлась спросить:

— С Египтом?

— С персами, ваше величество. Царица выпустила ручку двери, и рука ее бессильно упала. Не сразу она пришла в себя.

— Не обманываешь ли ты меня, Даниил? — прошептала она, не в силах поверить услышанному.

— Нет, ваше величество. Что же вызывает сомнение в моей преданности?

Их взгляды встретились. Глубокие глаза царицы, оттененные длинными ресницами и шелковистыми дугами черных бровей, встретились с ясными, как пронизанная солнечными лучами толща воды, глазами пророка.

В самом деле, у царицы не было оснований не верить ему. Напротив, с каждой новой встречей все больше убеждалась, что он один не лжет ей. Тем не менее ею владели тревожные мысли. Она хотела быть мудрой повелительницей и стоять бок о бок со своим державным супругом. Персидская угроза посеяла в ней первые сомнения. Она сознавала слабые стороны Валтасара и теперь видела единственный выход в отстранении его от власти. Однако, вняв совету пророка, царица отказалась от этого намерения. У нее возник новый план — разоблачить предательство Эсагилы и ее интриги с персами.

Словно угадав ее мысли, Даниил сказал:

— Разумеется, ваше величество, о тайных сделках жрецов с персами до поры до времени не следует никому говорить.

— Но я как раз предполагала предупредить царя, ведь речь идет об измене.

— Царь и сам узнает об этом, уверяю тебя, царица.

— Я боюсь, что будет поздно. Сейчас начнется совещание. Я вся дрожу, голова у меня раскалывается. Мне трудно выносить даже воздух святилища. Вернемся во дворец… Мне надо поговорить с царем. Кто знает, какие еще козни замыслили жрецы против него.

— Ваше величество, ни одна душа, даже царь, не должны знать об этом. Слишком рано что-либо предпринимать. Мы должны поддерживать в Эсагиле уверенность, что об ее интригах никому ничего не известно. Если это предательство раскроется, у Эсагилы будет время совершить новое предательство, о котором мы не догадаемся. Самое разумное — знать все, но до поры скрывать это.

— Хорошо, я буду молчать, пока ты сам не велишь мне говорить. Моя гордыня всегда уступает твоей мудрости.

— Мы слишком задержались в святилище, — напомнил ей пророк. — Вероятно, уже стемнело.

В самом деле, уже опустился. вечер, и, когда они вышли из святилища, их встретил густой сумрак; только на западе просвечивало бездонное небо, синее и ясное, усыпанное золотыми искрами звезд.

В ту же минуту из-за статуи Иштар выскользнул закутанный с головы жрец, который прятался там и слышал весь разговор царицы с Даниилом.

* * *

Наступила ночь. Но в Вавилоне было светло, как днем, от яркой луны и звезд. При их свете можно было даже прочитать надписи на обелисках перед дворцами вельмож и на колоннах, где были высечены слова законов Хаммурапи. В лунном сиянии блестели крыши построек, от ворот храма Иштар, самого красивого здания в Вавилоне, излучался голубоватый свет дорогих изразцовых плит, которыми были выложены наружные стены. В ожидании роковых известий на улицах собирались толпы. Но всего оживленнее было в зимней резиденции царя, во дворце, который выстроил себе на берегу Евфрата Набопаласар, отец Навуходоносора.