Вавилон

Итак, это все же он. Предчувствие не обмануло его. Он отнял у него Нанаи и хочет отнять колыбель его предков. Но у Набусардара хватит сил вернуть себе Нанаи и защитить отчизну. Они были соперниками в ранней юности, теперь, в зрелом возрасте, они сойдутся лицом к лицу как враги. Скала столкнется со скалой, одной из них разлететься в куски! С этой минуты сердце Набусардара навсегда уподобится камню. Он опять будет таким, как прежде, когда при звуке копыт его коня все живое спешило спрятаться. Будет таким, как раньше, когда он не стеснял себя соображениями человечности. Тогда он был безжалостным и жестоким, и весь Вавилон преклонялся перед ним, теперь захотел стать добрым и человечным — и потерял расположение дорогой ему девушки.

Он сурово сжал губы и посмотрел на ту, которую хотел приютить в своем сердце, как хотел приютить ее в своем борсиппском дворце. Виссон, шелка, кисею распорядился купить для нее. Ароматные притирания и благовония велел приготовить. Считая ее самой верной и преданной… а теперь?

Поистине, все суета сует, как изрек когда-то еврейский царь Соломон. Все суета сует и томление духа.

Всего несколько дней назад она любила его, уверяя, что любовь ее нерушима, будто гранит, и вдруг…

Он выбросит из головы все мысли об этом. Все мысли о любви и человечности. Меч — единственное, на что можно положиться. Меч будет его другом и возлюбленной. Меч не предаст, и он будет надеяться только на него. С мечом в руке он войдет завтра в комнату Нанаи и положит конец своим страданиям. Устига станет его пленником, а Нанаи он помилует только тогда, когда она упадет к его ногам и будет со слезами умолять его.

— Значит, завтра, дочь Гамадана, — сказал он холодно, — завтра в это же время.

Нанаи отняла от лица руки и ответила ему страдальческим взглядом.

— Да, завтра, — проговорила она, — завтра, но ты еще не сказал мне, поручится ли непобедимый Набусардар своей жизнью за жизнь пленника.

— Я ручаюсь тебе, дочь Гамадана, — ответил он.

— А Набусардар?

— Он уполномочил меня решать все военные-вопросы. Следовательно, Набусардар ручается своей честью и жизнью за жизнь этого перса.

Он презрительно улыбнулся, не в силах простить ей сочувствие врагам.

Она не поняла его улыбки.

Когда он повернулся, чтобы уйти, Нанаи напомнила:

— А подарок, господин? Ты оставил его на столе. Он притворился, что не слышит, и поспешно вышел. Но ее последние слова еще звучали в ушах, и этот враждебно-холодный тон разрывал душу, крушил, ломал, стирал в порошок все внутри, подобно ползущим с ассирийских гор ледникам.

После отъезда Набусардара Нанаи вышла во двор и перед домом воткнула в землю колышек — на том самом месте, где кончалась тень от тростникового навеса. Завтра, когда тень доберется до этого места, Набусардар придет за Устигой.

* * *

Князь Устига сидел в трактире, занимавшем самый большой и красивый дом Деревни Золотых Колосьев.

Стены трактира были выложены диковинным узором из двухцветных кирпичей. — без них не обходилось провинциальное зодчество. Залы трактира были просторны и предназначались одни — для гостей побогаче и познатней, там подавали в дорогой посуде, другие — для простого люда, и посуда для таких гостей была попроще. На полках выстроились медные и бронзовые чаши, стеклянные и глиняные кувшины: путешественникам благородного происхождения была приготовлена посуда, оправленная в серебро и золото. Для деревни это был богатый трактир.

О его владельце Зефе поговаривали, что он разбогател на взятках, которые взимал с иностранцев, раздобывая для них разрешения торговать и заниматься мелким промыслом. Больше всего ему перепадало от финикийцев, всегда стремившихся к наиболее прибыльным занятиям. Деньги сыпались на Зефа как из рога изобилия. Повсюду он имел своих людей, с которыми делился за оказанные ему услуги. Поговаривали, что он умеет подобрать ключи к любым натурам.