Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна

Помнишь, ты говорил об интерпретации мышечных движений? Кажется, ты попал в десятку. Я тут встретила парнишку, навигатора, – прямо ожившая скульптура Бранкузи[4] (ну или сон Микеланджело об идеальном теле). Транспортник до мозга костей и про борьбу, надо полагать, знает все, что можно. В общем, он смотрел, как борется мой пилот, а я наблюдала за ним, и его подергивания с поеживаниями дали мне полный анализ того, чего я сама не заметила бы.

Ты ведь знаешь теорию Дефора о том, что психоиндексы соответствуют определенным напряженностям в мышцах (которая на самом деле восходит к старой гипотезе Вильгельма Райха[5] о мышечном панцире)? Я как раз вчера об этом думала. Этот паренек – из расколотого триплета: их было двое мужчин и девушка, и девушка не пережила встречи с захватчиками.

При виде этих ребят мне захотелось плакать, но плакать я не стала, а поехала с ними в Морг и нашла им новую партнершу. Любопытно получилось. Они, наверное, решили, что это какое-то колдовство. Но фактически все основные параметры уже были в картотеке: нужна женщина – Навигатор-один, оставшаяся без двух партнеров-мужчин. Как подобрать остальное? Я понаблюдала, как Рон и Калли разговаривают, и считала их индексы. Покойники занесены в систему со всеми своими параметрами, так что оставалось только найти точки пересечения. Правда, окончательный выбор, скажу без ложной скромности, получился гениальный. У меня осталось шесть кандидаток, но надо было определиться поточнее, а поточнее, по крайней мере по наитию, не выходило. Одна девушка была из провинции Н’гонда в Панафрике. Рассталась с жизнью семь лет назад. Потеряла двух мужей во время атаки захватчиков и вернулась на Землю в разгар эмбарго. Ты помнишь, какие тогда были отношения между Панафрикой и Америказией, и я решила, что по-английски она не говорит. Так и оказалось. Сейчас, пожалуй, их индексы идут чуть вразнобой. Но когда они как следует помучаются и научатся друг друга понимать – а выбора у них нет, – их графики пойдут по всей логарифмической шкале как под копирку.

Правда, я умница?

Но на самом деле я села писать из-за Вавилона. Помнишь, я сказала, что знаю, где произойдет следующий несчастный случай? Так вот – на военных заводах Альянса в Армседже.

Чтоб ты знал, куда мы летим. На всякий случай. Слова, слова, слова… И какой мозг способен говорить так, как говорят на этом языке? И зачем он так говорит? До сих пор трясусь, как школьница на олимпиаде по английскому, но настроение бодрое. Взвод прибыл час назад. Лентяи, шалопаи – одним словом, замечательные ребята. Через пару минут встречаюсь с Капралом (толстяк с черными глазами, волосами и бородой; двигается медленно, зато соображает быстро). Знаешь, Моки, когда я подбирала экипаж, мой главный критерий был не профессионализм (они все профессионалы), а чтобы с ними можно было поговорить.

С этими – можно.

Твоя Ридра

VII

Светает, но теней нет. Стоя на аэроглайдере, генерал разглядывал черный корабль, светлеющее небо. Подлетев, сошел с двухфутового летающего блюдца, забрался в лифт и поднялся на сто футов к шлюзу. В капитанской каюте ее не было. Толстый бородач отправил его по коридору в грузовой шлюз. Генерал забрался по лестнице и остановился перевести дыхание.

Она спустила ноги со стены, села на стуле ровно и улыбнулась:

– Генерал Форестер! Что-то мне подсказывало, что мы с вами еще увидимся.

Она сложила лист бумаги для донесений и запечатала край.

– Хотел с вами поговорить… – тут ему снова пришлось перевести дух, – пока вы не улетели.

– Я тоже надеялась с вами встретиться.

– Вы сказали, если я дам добро на экспедицию, вы мне сообщите, куда…

– Я еще вчера вечером отправила рапорт, довольно подробный, и он либо лежит у вас на столе в Штаб-квартире, либо там появится в течение часа.

– Вот как.

Она улыбнулась:

– Вам скоро придется идти. Вылетаем через несколько минут.

– Да. На самом деле я сам уезжаю, так что с утра на аэродроме. Ваш рапорт мне пару минут назад вкратце пересказали по звездофону, и я только хотел сказать…

Но ничего не сказал.

– Как-то раз я написала стихотворение. Называется «Наставления тому, кто полюбил поэта».

Генерал чуть опустил нижнюю челюсть, не размыкая губ.

– Начиналось как-то так: «О юноша, она твой выгрызет язык. О женщина, он руки твои свяжет…» Будет желание – почитайте, как там дальше, во второй книге. Да уж, с поэтами так: если не готов терять их по семь раз на дню, будет одно сплошное разочарование.

Искренне и просто он сказал:

– Вы знали, что я…

– Знала и знаю. И я рада.

Сбитое дыхание вернулось в нормальный ритм, и с лицом генерала произошло нечто странное – он улыбнулся.

– Знаете, мисс Вон, когда я был рядовым, мы в казарме все время болтали о девушках. Постоянно. И кто-нибудь иногда говорил: «Она была такая красивая – даже могла не давать, просто пообещать».

Напряжение в спине вдруг исчезло, и, хотя плечи его на полдюйма опустились, со стороны показалось, будто генерал стал на два дюйма шире в плечах.

– Вот что я чувствовал.