Дорогу указывали также казаки-пастухи. Спасая от врагов колхозный скот, пастухи летом угнали табуны коней, стада коров и овец на левый берег Дона. Гурты были приняты колхозами, тыловыми учреждениями Советской Армии, а старые казаки, оставшись без дела, томились, тосковали по родной Донщине, захваченной оккупантами.
Пастухов разыскали разведчики-танкисты, выспросили, кто из них знает направление на Липологовский, Перелазовский, Калач, Суровикино, и до поры до времени никому из них ничего не сказали.
Теперь, счастливые тем, что возвращаются домой на головных танках Советской Армии, освобождающей родные степи, гордые оказанным доверием, старые донцы, знавшие в степи каждую балку, каждый холм, зорко глядели из танковых башен и уверенно указывали танкистам путь.
Колонновожатые и казаки помогали танкистам на марше, когда батальоны и бригады шли колоннами, особенно по ночам. Ночью командиры вели бои на укороченных дистанциях, в строгих боевых порядках управляли по радио, ориентировались по свету зажженных фар, по зареву пожаров.
Войска, с их верным чутьем целесообразного в бою, и здесь быстро определили, что выгоднее идти ночами с полным светом фар и танковых прожекторов, потому что противник, потеряв управление, охваченный паникой, не разберет, где свои, где чужие.
Действительно, волны яркого света, плывшие по степи, были так необычны, что некоторые гитлеровские части шли им навстречу, полагая, что идут свои колонны, и попадали под внезапный уничтожающий огонь.
Горели фашистские танки и автомашины, бронетранспортеры и радиостанции, цистерны с горючим... Взлетали в черное небо склады со снарядами...
И под свист осеннего ветра велась радиоперекличка танковых командиров со своими частями.
«Где находишься?» — запрашивали головных шедшие сзади бригады.
«Нахожусь близ горящего штаба противника. Иди на зарево...»
«Вижу более десяти пожаров. На какой ориентироваться?»
Зарева полыхали по всему горизонту.
Это были зарева освобождения советской земли от фашистской нечисти.
Враг, пытавшийся днем разобраться в обстановке, получал ночью новые, еще более гибельные удары, коренным образом менявшие за ночь обстановку. К утру противник узнавал о появлении советских танков на новых направлениях, в самых глубоких тылах гитлеровских войск.
Ватутин напрямую был связан со всеми танковыми соединениями. Каждые два часа радио доносило, где они находятся, и в нужный момент командующий ставил новые задачи, направлял на поддержку танкистам стрелковые дивизии.
И рушилась оборона противника, разбивались все его лихорадочные попытки организовать сопротивление.
Танкисты налетали на колонны противника, совершавшие марши, нападали на них на привалах, захватывали тылы и базы, лишали врага горючего и боеприпасов.
Новые резервы гитлеровских дивизий попадали также под внезапные удары наших танкистов.
Метались по степи колонны противника, снимались с мест и удирали штабы.
У противника наступил паралич управления.
Фашистские офицеры приезжали в свои штабы с донесениями о прорыве русских, а там их встречали советские танкисты. Тыловики подвозили горючее, на ремонтные базы шли эшелоны вражеских танков... И все это попадало в руки советских танкистов.
Советские танкисты захватили тысячи автомашин и мотоциклов, и если часть нашей пехоты шла в прорыв на броне танков, то теперь вся она была на автомашинах.
Генерал Бутков, захватив станцию Чир, овладел одной из центральных баз снабжения гитлеровских войск под Сталинградом. Были захвачены склады с провиантом. Жирно питалась тогда гитлеровская армия, обобравшая народы Европы и получавшая хлеб и мясо, лимоны и шоколад, консервы и вина.
Вслед за танковыми соединениями Ватутин ввел в бой мотоциклетную часть полковника Велика.
Мотоциклисты вошли в прорыв, обогнали танковые соединения и по глухим, неконтролируемым дорогам устремились в рейд, оказавшись сразу же на глубине 100 километров в тылу противника.
Они нарушали связь противника, дерзко налетали на штабы и, пуская в ход всю массу автоматического огня, сеяли панику среди гитлеровцев.
Из штабов противника паника передавалась войскам: разнеслись слухи, что в тылу высадилась «особая сталинская дивизия», которую невозможно остановить и невозможно определить, куда она наносит удары.
При докладе Ватутину командир одного танкового соединения рассказал о том, что его автоматчик вскочил в немецкий штаб и, став у дверей, скомандовал штабным офицерам: «Хенде хох!» Штабные офицеры пытались выскочить в окна, но были взяты в плен.
«Я им коммуникации порежу...» — сказал боец-автоматчик.
Ватутин глубоко оценил весь смысл этих слов советского солдата. В них заключалась не только смелость солдата, бросившегося в одиночку к хате, где засели вражеские офицеры; до автоматчика дошло требование резать коммуникации врага — то, чем отличалась вся Сталинградская битва.
Верховное Главнокомандование обеспечило рассечение коммуникаций фронтов. Ватутин резал коммуникации армий, боец «резал коммуникации» каждому фашисту, который оказывался против него.