Ватутин

— Николай Федорович, я решил сегодня послушать со стороны, — сказал Георгий Константинович. — Так что совещание будешь проводить ты.

Ватутин тут же возразил, что это может обидеть Рокоссовского.

— Костя не обидчивый, — улыбнувшись, сказал Георгий Константинович. — Мы с Рокоссовским по службе бывали в разных взаимоотношениях, и я ходил под его началом, а вот с двадцать пятого года, с ленинградских курсов, никак не отвыкну: нет-нет да и назову его совершенно не по-уставному.

Открывая совещание, Николай Федорович был немногословен. В коротком сообщении он изложил участникам совещания сущность замысла Ставки, акцентировав внимание на отработке вопросов взаимодействия, выявлении степени готовности войск, анализе и обобщении имеющихся разведданных.

Затем были заслушаны подробные доклады о готовности артиллерии к наступлению, действиях танковых соединений, инженерном и тыловом обеспечении. В частности, многое уже было сделано инженерными войсками. За короткое время они сумели проложить сотни километров различных дорог, навели несколько десятков мостовых и паромных переправ, в том числе пять ложных. Один из таких ложных мостов был построен у станицы Еланской. Не раз появлявшиеся над Доном немецкие самолёты-разведчики принимали этот мост за действительный. Вражеская авиация сбросила на него более 200 бомб, но ни одна не попала в цель. А действующий мост, расположенный ниже ложного, немцы так и не обнаружили.

Тут же, на совещании, Жуков отметил старательную работу инженерных частей.

— Сам ездил и видел: и мосты, и паромы, и гати, — одобрительно сказал он. — Всё в надлежащем порядке. Саперы трудятся сноровисто и споро.

Острый разговор получился по вопросу авиационного обеспечения предстоящего наступления. Когда слово было предоставлено командующему ВВС Красной армии генерал-лейтенанту авиации А. А. Новикову, командующий Донским фронтом генерал-лейтенант К. К. Рокоссовский его предварил:

— Многие пехотные и танковые командиры молят Бога о плохой погоде в дни наступления, чтобы выключилась из дела вражеская авиация. И их можно понять — ведь во всех предшествующих операциях немцы имели подавляющее превосходство в самолетах и нередко их авиация прямо-таки на корню срывала наши наступательные замыслы.

— А вот сейчас Александр Александрович с фактами в руках и расскажет нам, каково положение в авиации, будет ли она готова к началу контрнаступления, — сказал Жуков.

Однако доклад Новикова получился пространным, в общих чертах, вызвав реплику заместителя наркома обороны СССР генерал-лейтенанта Я. Н. Федоренко.

— Это теория, — вставил Федоренко, — а надо бы конкретно по действиям авиации на Юго-Западном и Донском фронтах.

— При подготовке авиационного обеспечения наступления этих фронтов, — по-прежнему невозмутимо говорил Новиков, — трудностей у нас еще очень много, особенно по Юго-Западному. У меня нет никаких оснований упрекать командующего 17-й воздушной армией генерала Степана Акимовича Красовского и начальника ее штаба полковника Константина Ивановича Тельнова. Они сами и их подчиненные делают всё, что в человеческих силах и сверх этого, но нельзя забывать, что начинать им пришлось с нуля. Армия еще не закончила формирование, строит аэродромы, летчики осваивают новую технику, не вся матчасть еще поступила...

— В общем, делается много, но все же дай бог нелетную погоду, — шутливо заметил со своего председательского места Ватутин.

Но Новиков не принял шутки:

— В случае необходимости я попрошу товарища Сталина перенести срок начала операции.

— Нет уж, извините, — раздраженно отрезал Жуков. — Вы доложите конкретно, что необходимо сделать, чтобы довести готовность авиации до максимально возможного предела. Мы вместе подсчитаем, сколько для этого потребуется времени, и тогда я сам, а не вы поставлю перед Верховным вопрос о необходимости переноса начала операции.

Жёсткий разговор не прошёл бесследно для командования ВВС. Забегая вперёд, скажем, что для наращивания авиации под Сталинградом были приняты все необходимые меры. В частности, 2-я воздушная армия, входившая в состав Воронежского фронта, была передана в оперативное подчинение Ватутину. Для решения задач контрнаступления задействовали авиацию дальнего действия. Ей было разрешено не наносить бомбовые удары на других направлениях. В целом соотношение военно-воздушных сил перед началом операции составило: у Красной армии — 1350 самолетов, у вермахта — 1216 самолётов.