Ватерлоо Шарпа

Харпер сказал Изабелле, что едет исключительно по торговым делам, но она знала настоящую причину. Не лошади привели Харпера в Бельгию, а Шарп. Шарп и Харпер были друзьями. Они шесть лет сражались бок о бок, и как только он услышал о новой войне, то ждал лишь слова от своего старого командира. Но к огорчению Изабеллы Шарп сам приехал в Дублин. Сначала он хотел просто переждать войну со своей женщиной, но за ним прибыл вызов в голландскую армию, и Изабелла поняла, что ее муж последует за Шарпом.

Изабелла пыталась отговорить Патрика. Она грозилась бросить его и вернуться с сыном в Бадахос. Она проклинала его. Она рыдала, но Харпер рассеял ее страхи.

— Я всего лишь еду торговать лошадьми, ничего более.

— Ты не будешь сражаться?

— Да с чего, во имя Ирландии, я стану драться?

— Из-за него, — Изабелла знала своего мужа, — и из-за того, что ты не сможешь удержаться, чтобы не повоевать.

— Я не в армии, женщина. Я всего лишь хочу заработать пару пенни, торгуя лошадьми. Что в этом страшного?

В конце Харпер поклялся всеми святыми, матерью божьей и всеми ранами Христа, что не станет воевать, будет помнить, что он муж и отец, и что если даже услышит мушкетный выстрел, то подожмет хвост, убежит и спрячется где-нибудь.

— Вы слышали сегодня стрельбу на юге? — голос Харпера звучал удовлетворенно, когда он рассказывал Люсиль о сражении.

— Была битва? — тревожно спросила Люсиль.

— Скорее, просто перестрелка, мэм. — Харпер протиснулся между двух попрошаек, отскочивших в сторону. — Я думаю, Император устал ждать, когда проснется кто-нибудь с этой стороны границы.

— Видимо поэтому я не слышала ничего от Ричарда.

— Если ему пришлось выбирать между битвой и танцами, мэм, то он выберет битву, — рассмеялся Харпер. — Он никогда не любил танцевать, если конечно не был пьян, в этом случае он отлично отплясывал. — Харпер вдруг понял, что сказал лишнего. — Не то, чтобы я хоть раз видел его пьяным, мадам.

Люсиль улыбнулась.

— Ну, конечно же нет, Патрик.

— Скоро мы услышим от него новости. — Харпер поднял палку, отгоняя нищих, которые толпились поблизости от дома герцога и герцогини Ричмондских. Мир не принес достатка, напротив, и без того высокие цены поднялись еще выше из-за наплыва солдат. Днем еще женщина могла безопасно пройти по улицам Брюсселя, но ночью на улицах становилось опасно. — Отвали, ублюдок! — Харпер отогнал двух бродяжек. За канавой кричащая ребятня бежала за лакированной каретой, ехавшей к рю-де-ла-Бланшисс, но кучеры обычно весьма умело обращались с кнутами, он и на этот раз отогнал их прочь резким щелчком.

Эскадрон британских гусар патрулировал улицу, охраняя богатых и состоятельных от оборванных и нищих. Капрал с обнаженной саблей любезно сопроводил Люсиль и Патрика к дому.

— Я подожду вас здесь, мэм, — сказал Харпер Люсиль когда они вошли во внутренний двор.

— Да не стоит, Патрик. Я уверена, что Ричард сам проводит меня домой.

— Я подожду здесь, мэм, — Харпер был непреклонен.

Поднимаясь по ступенькам Люсиль нервничала. Роскошно разодетый швейцар внимательно изучил ее приглашение и пропустил ее в холл, ярко освещенный множеством свеч и заполненный людьми. Она осмотрела зал, надеясь вопреки здравому смыслу, что Ричард уже ее ждет, но не было не только его, но и вообще никого из штаба Принца Оранского. Люсиль почувствовала себя как во вражеском тылу, но затем увидела пожилую графиню Моберже, которая, как и большинство бельгийской аристократии, считала себя француженкой и хотела, чтобы весь мир знал об этом. Пожилая леди демонстративно носила на шее орден Почетного Легиона своего погибшего мужа.

— Ваш муж был членом Легиона, ведь так? — поприветствовала она Люсиль.

— Совершенно верно.

— Тогда вы должны носить орден.

По мнению Люсиль, уж в чем этот бал совершенно не нуждался, так это в лишних орденах. Казалось, что тут взорвался ювелирный магазинчик, так все сверкало от обилия драгоценностей. Пестроты тоже хватало. Мужские мундиры были великолепны, пурпурные и золотые, голубые и шафрановые, черные и серебряные; мундиры гусар и драгун, гвардейские мундиры и мундиры егерей и даже килты шотландских горцев. Перья, орнаменты, эполеты, аксельбанты, золоченые ножны, отороченные мехом доломаны, шелковые мантильи, ожерелья из чистого золота. Тут были принцы и герцоги, графы и полномочные послы, чьи костюмы были так обильно обвешаны золотыми деталями, драгоценными камнями и покрытыми перламутром крестами на лентах, что они сами казались ходячими люстрами, хотя все это блестело и сверкало от огромного количества зажженных свечей из выбеленного воска, поднятых на люстре к высокому потолку.

Женщины носили одежды менее пестрых цветов; белые, бледно-желтые или светло-голубые. Стройные и храбрые дамы, осмелившиеся надеть платья по высокой моде, прозрачные и невесомые, прилипавшие к телу при каждом движении. Свет ярко отражался от жемчугов и рубинов, бриллиантов и золота. Комната благоухала благовониями — апельсиновой водой и одеколоном, сквозь которые пробивались более резкие запахи пудры и пота.