— Завтра на Север еду. Там васюганской нефтью причащусь. Господняя кровь жиже земной… Плати по счетчику и прощай!
Мимо с коротким рыком проносятся порожние «Татры», КрАЗы, трубовозы.
Смотрю на кованые, в рыжей шерсти, руки водителя. Думаю: они по крепости не уступят тому материалу, из которого отлита черная отполированная баранка. Везем песок для отсыпки дороги на Оленье месторождение.
— … Вот еще случай был, — вспоминает Ефремов, гуднув встречной машине. — Вез морского офицера. Стал он рассчитываться полусотенной бумажкой. Я ему всю выручку на сдачу сбагрил. Новая такая денежка, хрустит, как лист капустный. Стал после смены ее из кармана вынимать: вместо одной — две ассигнации в руках. Так плотно притиснуты были раньше. От тряски машинной разошлись. По забывчивости клиенты оставляют в такси зонтики, перчатки, книги, авоськи с фруктами. Но чтобы полста рубликов?! Сдал в стол находок. Самое интересное — офицер не хватился полусотенной. Видно, денег куры не клюют…
Бетонка от Пионерного повернула круто направо.
Супруги В-вы при разводе делили все: мебель, посуду — все, вплоть до постельного белья. Никто не хотел отдавать «живьем» другому узорчатый палас. Он занимал в квартире почти весь пол большой комнаты. Жена предлагала за него японский сервиз, пылесос «Буран», набор позолоченных ложек. Муж не уступал. Пришлось ровно по линейке разрезать палас надвое опасной бритвой.
Прошло полтора года.
Ни он, ни она не смогли порознь устроить свое новое семейное счастье. Злая или добрая судьба свела их снова под одну крышу. Опять стопками легло в шифоньер белье. Сервиз замял привычное место в буфете. Пылесос усердно вдыхал в себя общую пыль двухкомнатной квартиры.
В одно из воскресений супруги сшивали палас. Жена плотно притискивала ворсистые борта. Муж, заправив в большую иглу толстую капроновую нитку, вел аккуратную стежку. Протыкая кривым шилом очередную дырочку, пробовал шутить:
— Ничего, роднуля! Сшитое-то счастье прочнее.
Соседи, приглашенные на свадьбу, судачили меж собой:
— Идем в гости… к молодоженам…
— Разведенка-сведенка больно грустная…
Живите мирно, люди сшитого счастья!
Буровик Гавриил Ненашев давно «прижег» две язвы— вино и курево. Не играл в карты даже в «дурачка». Любил разводить аквариумных рыбок. Занимался спортом. Коллекционировал значки и монеты.
Брови у него лохматые, чернущие. Перешейка между ними нет, будто над носом висит третья бровь. Пышной продолговатой сайкой надежно уместились усы. Любит Ненашев рассказы о таинствах природы. Вычитал где-то о шаровой молнии, вылетевшей из телефонной трубки во время разговора. Друзья не верят, потешаются:
— Этак из мясорубки может выскочить огненный шар.
— В одно ухо влетит, из другого деру даст.
— Недаром ты, Гаврила, от гориллы произошел — всему веришь.
Парень необидчив.
— Объясни, почему нефтя черные? — пытают его.
— Полежи-ка в бездне земли века — и ты почернеешь, — деловито объясняет Ненашев, перелистывая общую тетрадь в коричневом коленкоровом переплете. Туда он записывает различные изречения. — Теперь ты, мудрец, ответь, чьи это слова: «…если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода…».
— Из сельхозпособия.
— Сам ты — пособие. В евангелии от Иоанна сказана сия великая истина. Множество существ умирало на протяжении миллионов лет, и родился плод подземный — нефть.
— Грешно молодому коммунисту библию да евангелие читать.
— Ничего не грешно. Грех не знать, о чем люди до тебя думали, чем жили. Я вот верующего своими доводами сражу, докажу: бога нет. А тебе он как дважды два четыре втолкует, что есть, и ты его не припрешь к стенке убийственными доводами.
— Кулаками припру… Ты блюдцем духов не вызывал в полночь? А зря. Мы под Новый год вызывали на откровенный разговорчик духа нефти. Он изрек таинственно:
— Бууриитее глубжее! — На палеозой намекал… Витал по комнате дух стальной в образе нефтевышки и кричал: «Пррреммиальные! Пррреммиальные!» Год благополучный был: план перекрыли.
Ненашеву не хочется оспаривать парней. Не стальной дух предсказывал им успех. У васюганских буровиков есть свой могучий Дух — дух соревнования, дух борьбы за скоростную проходку скважин, за безаварийность работ, за строгое соблюдение технологии бурения. Без своего доморощенного духа управление буровых работ не занимало бы по министерству призовые места.
Гавриил терпеливо выслушал весь надуманный рассказ про. ночное гадание, подытожил:
— На духов надейся, буровик, а духом не плошай!
Самолет вылетел из Томска в Стрежевой с большим опозданием. Со мной рядом сидит пышноволосая девушка. Глаза — васильки в росе: плакала или недавно смеялась до слез. Такое мое состояние: хочется заговорить, и боишься быть навязчивым.
Первой нарушила молчание соседка:
— В Стрижах живете?
— В Академгородке под Томском.
— А-а-а…
— Почему Стрежевой в Стрижи перекрестили? Лично мне птичка нравится, а переименование города нет.
— И мне не нравится… так… все: Стрижи да Стрижи… сократили. Вахтовики — перелетные птицы. Прижилось сокращение.