Василько и Василий

Чёрный клубок вихря распался, развеялся, исчез. Но остались убитые лошади. Тихо умер на руках товарищей сражённый стрелою казак. Хлопотали над тремя ранеными стрельцами бывалые воины. Останавливали кровь, прижигали раны порохом.

Казачье и стрелецкое войско подходило из степи, занимало оборону.

— Бах! Бах! — беспорядочно, с каким-то испуганным присвистом, затявкали в тылу выстрелы из пистолетов и пищалей.

С тыла напали «крылатые». Так называли тяжёлую польскую конницу гусар. Закованные в латы рыцари носили за спиной два высоких узких крыла. Ветер в этих крыльях так завывал, что ещё до столкновения пугал противника.

Стрельцы, развернувшиеся навстречу полякам, увидели, что на них мчится железная непробиваемая стена. Дрогнули воины, сломали строй, попятились. Порубили бы их, как капусту, но казакам не впервой было грудь в грудь встречаться с «крылатыми». Отбились. Тотчас ханская конница, тысяч по десяти с каждой стороны, ударила справа и слева.

Хмельницкий, чтобы лучше видеть и чтоб его видели, сел на верховую лошадь и был неподвижен, как статуя. Эта его неподвижность среди всеобщего движения успокаивала казаков. Коли гетман рядом и несуетлив, значит, ничего непредвиденного не произошло. Гетман всё знает наперёд.

Но Хмельницкий не знал о приготовленной ему ловушке, не ждал нападения с тыла. Он видел: у противника большой перевес, может, и четырёхкратный.

— Стоять дотемна! — приказал гетман. — Ночью оградим себя табором.

Для казаков обороняться табором — дело привычное. Ставили кольцом в несколько рядов телеги или сани — вот и крепость. Конечно, не каменная и башен нет, но на конях такую преграду с ходу не одолеешь, и от пуль какая-никакая защита.

Бой то затихал, то возобновлялся, а мороз крепчал да крепчал. Лошади, телеги, оружие, одежда, лица — покрывались пушистым инеем. О холоде думать было недосуг — ружья палили, храпели и бились о мёрзлую землю раненые лошади, кричали раненые люди.

Атака за атакой. Атака за атакой. И последняя — уже при звёздах…

КУЛЕШ

С ночью пришла тишина.

Казаки ставили табор, стрельцы разбивали шатры и палатки. Кашевары жгли костры, варили кулеш. Горячая еда — добрый помощник против мороза.

Кулеш казаки с собой возили в мешках. Разваренное пшено, залитое топлёным салом с жирушками, и летом не портилось.

Стоит вскипятить воду да положить в котёл кусок кулеша — вот тебе сразу и суп и каша.

Василий с Васильком ели кулеш из одного котла. У Василька ложка серебряная, добытая в лихом набеге на крымский город Перекоп, — отбивали угнанных в неволю украинских детей и женщин. А у Василия ложка золотая. На самом-то деле деревянная, но при свете костра она как жар горела. А главное — такая ложка рта не обжигает.

— Добрый кулеш? — спрашивал Василько.

— Дюже добрый! — отвечал Василий. — Мне теперь мороз нипочём.

МОРОЗ

Василько с Василием лежали в снежном окопчике. Была их очередь охранять спящий табор.

Ночь безлунная, от сильного мороза в воздухе стояла белёсая мгла.

— Василько! — шепнул Василий. — Чуешь? Будто что-то землю скребёт. А земля будто бы вздрагивает!

— Ккаккая ззземля! Это я трясусь! — ответил Василько. — Ноги, как деревяшки.

— Что же ты молчал, чудак!

Стащил Василий холодные кожаные сапоги с ног Василька, дал ему свои валенки. Васильковы сапоги Василию тесны, но ради друга и потерпеть можно. Расстегнул стрелец шубу, укрыл ею казака. Ожил Василько, а оживши, уши насторожил:

— А ведь, правда, земля будто бы вздрагивает. Схожу-ка я поглядеть, что там враг затевает.

И в степь уполз.

Василий ждать устал, так долго Василька не было. В тесных сапогах ноги у него быстро закоченели. Пришлось сапоги снять, а ноги снегом натереть.

Наконец явился казак. Сразу же поменялся с Василием обувкой. О том, что видел в степи, сказал коротко:

— Пушки поляки ставят.

Командиры посовещались и решили утра не дожидаться. Разгородили в одном месте забор из саней, и вылетела в степь казачья конница. Пушкарей порубили, пушки, как могли, попортили, порох и заряды с собой увезли.

ХИТРОСТЬ ШЕРЕМЕТЕВА

Едва рассвело, бросились враги на табор. Лучше в бою погибнуть, чем замёрзнуть. У непривычных к зиме крымцев десять воинов за ночь закоченело до смерти.

Неистово наступали татары.

И вдруг из табора ударили пушки.

Удивился гетман Хмельницкий:

— Откуда?! Мы пушки в Белой Церкви оставили!

А воевода Шереметев улыбается:

— Большие оставили, а те, что поменьше, мы в санях под сеном везли. С пушками на душе легче.

— А ты — хитрец! — улыбнулся суровый Хмельницкий. — С таким в товарищах воевать надёжно. Может, в пушках твоих наше единственное спасение!

Весь день шёл бой. Теряли воинов наступающие, но и осаждённые тоже несли большие потери.

Вечером Хмельницкому доложили: дрова у кашеваров на исходе. Завтра кулеша будет не на чем сварить.

Собрали казаки раду — общий казачий совет. Русские воеводы и часть стрельцов тоже пришли…