Василиск

Я шел у стремени, и сердце мое пело, но, завидя мызу, спросил Марину о сути нашего загадочного путешествия. Она остановилась и погладила меня по голове.

— Это просто сделка, — сказала она.

Уладив дела, она явилась в библиотеку и поманила меня за собой. С зеркальцем, все еще висевшим на поясе, она провела меня по саду и пустоши — к мглистому лесу. Была осень, стволы деревьев тускло мерцали. Рябина, с янтарными листьями и алыми ягодами, стояла перед покрытым темными пятнами платаном, серебристый бук осыпал золотом мою нищету, ели, зеленые и желтовато-коричневые, дремали, окутанные призрачными паутинками. Птицы не щебетали, хотя в небе горело солнце.

Марина заметила тишину, и, ничего не объясняя, запела балладу Королевы Ведьм: о девяти колдовских узлах, и гребне, запутавшемся в волосах леди, и юноше у нее под кроватью. Каждая капля крови в моих жилах застыла от ужаса, ибо, пока она пела, ее лицо обрело величие, присущее госпоже адских духов. На нее пала тень деревьев, и пока мы шли, то в сумраке, то на свету, я видел, что глаза ее сверкали, как сапфировые кольца.

Веря, что мука, на которую она себя обрекла, будет слишком ужасна, я умолял ее вернуться — просил на коленях.

— Позволь мне одному сразиться со злом! — сказал я. — Я разорву путы. Выдержу любое испытание.

Марина замолчала.

— Нет, — еле слышно сказала она. — Если что и может помочь, то только моя любовь. В огне своего последнего желания я способна на все.

Пройдя пологой аллеей, мы оказались на берегу огромного болота. Что-то в блестящей воде сделало его ядовито-желтым. Зеленые листья, такие яркие, что глазам становилось больно, плавали на поверхности окаймленных тростником луж. Ольха и ивы склонились к омуту. От наших ног к центру болота тянулась полузатопленная тропинка, ее пересекали глубокие ручейки. Марина поставила ногу на камень.

— Я пойду первой, — сказала она. — Только раз я шла этим путем, но знаю его коварство лучше, чем кто-либо.

Прежде, чем я смог помешать, она перепрыгнула с камня на камень, как преследуемая охотником лань. Я поспешил следом, тщетно пытаясь догнать ее. Она задыхалась, ее сердце стучало, как часы. Когда мы добрались до огромного пруда, почти озера, покрытого лавандовой ряской, тропинка свернула вправо и оборвалась у рощи больных вязов. Шаг Марины стал медленней, и на миг она замерла, колеблясь, но, при первой моей просьбе остановиться, двинулась дальше, волоча за собой шелковые, забрызганные грязью юбки. Мы вскарабкались на скользкий берег островка, возвышавшегося над болотом (а это был именно остров), и Марина зашагала по роскошной траве к поляне, где, под сенью двух мощных колонн, покоился огромный мраморный резервуар. Сгнившие листья лежали в разводах ряски, и множество жаб, раздутых и почти синих, прыснули в разные стороны, стоило нам приблизиться. Слева возвышались столпы храма, круглого, с куполом и закрытой бронзовой дверью. Портик зарос диким виноградом, отвратительный плющ поднимался с земли волной змей, на широких ступенях были выгравированы астрологические символы.

Марина остановилась.

— Я должна завязать тебе глаза, сказала она, снимая шарф. — А ты должен беспрекословно меня слушаться. Малейшая ошибка, и все пропало.

Я обещал ей и позволил одеть повязку. Прижав ладонь к моему рту, велев мне не двигаться и не говорить, она оставила меня и подошла к двери святилища. Трижды ее рука ударяла в гулкую медь. С последним ударом изнутри донеслось громкое шипение, и огромные петли заскрипели. Порыв ветра, вырвавшегося из глубин храма, коснулся меня ледяным языком, и в ужасе я потянулся к шарфу, но замер, услышав полный муки голос Марины.

— О, зачем я бьюсь между человеком и дьяволом? Силки жизни рвутся! Неужто нет на земле милосердия?

Моя рука бессильно повисла. Каждый мускул свело судорогой. Я почувствовал, что обращаюсь в камень. Через некоторое время до меня долетел аромат горящего дерева, вроде восточных благовоний, которыми чтили индийских богов. Дверь захлопнулась, и я услышал напев Марины, неясный и бессловесный, в отчаянье поднимавшийся к небу. Час за часом я ждал. Наконец, когда шарф стал алым от закатных лучей, дверь распахнулась.

— Иди ко мне! — прошептала Марина. — Не снимай повязки. Быстрее, нам нельзя оставаться здесь долго. Он насыщается моей жертвой.

Новая радость звенела в ее голосе. Нетвердыми шагами я двинулся к ней, и она обняла меня. Стрелы восторга пронзили мое сердце, когда я припал к ее горячей груди. Она развернула меня и, велев смотреть прямо перед собой, одним быстрым движением развязала узел. Зеркальце черного стекла на ее поясе поймало мой взгляд. Она держала его так, что я смог заглянуть в темные глубины, и, вскрикнув от ужаса и потрясения, узрел тень василиска.