Василий Шульгин: судьба русского националиста

Случайно Шульгин встретился со спасенной им на Тендре «шпионкой» Марией Седельниковой, она была обитательницей ветхого дома, в котором жили эмигранты. Их быт был убог и голоден, но преодолевая его, они, жалея, помогали друг другу.

Чтобы ощутить возникшую душевную связь, обратим внимание на такой эпизод из воспоминаний нашего героя. «На этой же квартире происходило однажды чаепитие, которое навсегда осталось у меня в памяти. За маленьким столиком пили чай Муся, Зина и Петр Титыч (полковник Самохвалов, „азбучник“ Око, начальник контрразведки в Русской армии. — С. Р.). А я сидел в стороне, тоже пил чай и слушал их разговор. Они говорили о том, о сем, но мне была ясна вся картина, отчего они говорили так, а не иначе. У Петра Титыча расстреляли дочь в Одессе, и он этого не знал. Зина и Муся это знали. У Зины расстреляли в Киеве ее мужа, полковника Барцевича. Она этого не знала, а Петр Титыч и Муся знали. У Муси расстреляли в Одессе двух любимых сестер, о чем она и не подозревала. А Петр Титыч и Зина знали. И только я, сидевший в стороне, знал все. И наблюдал, как все трое стремились не показать друг другу, что они знают. Это была истинная трагедия»^[433].

Они ощущали, что у них никого не осталось, кроме тех, кто сейчас рядом.

Шульгин часто отвлекал их от грустных мыслей, брал в руки гитару и пел романсы. Это он тоже умел.

Пел, а его слушали и переживали. Это привело к неожиданной истории: Мария сильно привязалась к нему. В глубокой старости он рассказывал: «Зато Муся Седельникова не могла устоять против искушения гитары. В этом я повинен. Я напрасно урезонивал ее, говоря ей, что я старше ее на двадцать два года и что ношу глубокий траур в сердце, который так и останется. Что я люблю ту, которая умерла, а мертвые всегда побеждают.

Муся ничего не хотела слушать, она думала, что всегда победит живая. В известной мере она была права, но только в известной мере. Когда она формально победила, ее обуяла жгучая ревность к мертвой, которая испортила нашу жизнь. Через много лет это прошло, но уже было поздно, мы состарились, и в конце концов Муся, уже Мария Дмитриевна, умерла. И теперь они в равном положении»^[434].

В начале февраля 1921 года Маклаков направил Шульгину письмо, в котором писал: «В том сумбуре, который сейчас происходит, мне часто не хватало Вас и Вашей головы; так и теперь. Крушение Врангеля было крушением целого мировоззрения, целой надежды на освобождение России путем вооруженной борьбы, теми танками, о которых Вы мне когда-то писали из Екатеринодара. Можно, конечно, надеяться, что произойдут какие-то вне нашей воли стоящие обстоятельства, и эти танки опять станут возможными, при этом, как принято у нас выражаться, в европейском или даже мировом масштабе. Признаюсь, чем больше я смотрю на то, что делается, я в это верю все меньше и меньше. В мировом масштабе может быть только большевизм, если государства, истощенные войной, не устоят против того экономического кризиса, который на них надвигается. Что государства переживут такую же болезнь, как и мы, конечно, в меньших размерах, в более культурных формах, но такую же передрягу для цивилизации — это я еще понимаю. Но такая передряга на время только укрепит большевизм в России, но никак его не ослабит»^[435].

Этот трезвый подход рационально мыслящего шульгинского приятеля для Константинополя был неприемлем. Здесь отказ от борьбы означал дезинтеграцию армии как единственного сплоченного и организованного элемента противобольшевистской борьбы и личную капитуляцию.

За позицией Маклакова стояли недавние важные события, произошедшие в Париже и напрямую касавшиеся Константинополя.

В январе 1921 года российский посол в Риме М. Н. Гирс предложил создать Совет послов для замены Русской политической делегации, неофициального представительства России на Парижской мирной конференции. На первом совещании, в котором приняли участие М. Н. Гирс, В. А. Маклаков (Франция), Б. А. Бахметев (США), Е. В. Саблин (Великобритания), В. Н. Крупенский (Япония), был создан Финансовый совет в составе В. А. Маклакова, князя Г. Е. Львова от Земгора (бывший премьер-министр Временного правительства) и М. В. Бернацкого (директор Финансового управления при генерале Врангеле, отказавшийся от своих полномочий). Эти люди должны были распоряжаться большими средствами, имевшимися на счетах посольств — в основном в США и Японии.

В начале февраля Совет послов постановил:

«1. Армия генерала Врангеля потеряла свое международное значение, и Южно-Русское правительство с оставлением территории естественно прекратило свое существование.

2. Как бы то ни было, желательно сохранение самостоятельной Русской армии с национально-патриотической точки зрения, разрешение этой задачи встречается с непреодолимыми затруднениями финансового характера.

3. Все дело помощи русским беженцам надлежит сосредоточить в ведении какой-либо одной организации. По мнению Совещания, такою объединяющей организацией должен быть Земско-Городской комитет помощи беженцам.