Василий Шульгин: судьба русского националиста

Не надеясь сломить сопротивление царя, генерал Алексеев подключил к делу всех командующих фронтами. Им было сообщено мнение Родзянко о необходимости отречения: «Войну можно продолжать до победоносного конца лишь при исполнении предъявляемых требований относительно отречения от престола в пользу сына при регентстве Михаила Александровича».

И чтобы командующие не колебались, далее Алексеев дал завуалированное указание: «Обстановка, по-видимому, не допускает иного решения, и каждая минута дальнейших колебаний повысит только притязания, основанные на том, что существование армий и работа железных дорог находятся фактически в руках Петроградского Временного Правительства. Необходимо спасти действующую армию от развала, продолжать до конца борьбу с внешним врагом, спасти независимость России и судьбу династии. Это нужно поставить на первый план хотя бы ценою дорогих уступок».

На командующих прямо возлагалась ответственность за спасение армии и государства. И ответы от них не замедлили последовать.

В удалении от центра событий генералам казалось, что в принципе нет большого различия в том, будет ли создано «ответственное министерство» и кто будет на троне. Депутаты, лидеры Прогрессивного блока, были людьми одного с ними круга, их нечего было опасаться.

С другой стороны, все понимали, что сейчас решение зависит от одного человека, которому они присягали, — от царя. Если он решится, восстание будет раздавлено любой ценой, даже ценой потерь и отступления на фронте.

В эти дни и генералы должны были сделать выбор. При этом надо учесть, что они тоже устали от войны, проблем снабжения, афер и спекуляции в тылу, политических дрязг и правительственной чехарды, слухов о шпионах и «темных силах» вокруг императрицы.

Наступил решающий час. Каждый в душе уже делал выбор, словно голосовал за ту или иную партию в Государственной думе. Одиннадцать лет работы парламента воспитали новое политизированное поколение.

Здесь надо вспомнить два важных обстоятельства — КЕПС академика В. И. Вернадского и ГАУ генерала А. А. Маниковского.

Поэт Александр Блок в своем дневнике 6 марта 1916 года поразительно точно передал особенность того времени: «Война — просто огромная фабрика на ходу, и в этом ее роковой смысл».

Роковой смысл был в том, что индустриальная эпоха потребовала перемен в государственном управлении. Оно стало осуществляться руками инженеров А. А. Бубликова, П. И. Пальчинского и других технократов, «детьми начавшейся индустриализации», овладевших железными дорогами и телеграфом. Мысль П. Б. Струве о несовместимости железных дорог и феодального управления стала делом.

Генералы Алексеев, Рузский, Брусилов и остальные высшие чины, руководствуясь благими намерениями, по правде, оказались настоящими предателями…

Доиндустриальное время было переломлено мировой войной. При этом император, уважавший российскую историю и черпавший в ней духовные силы, оказался перед труднейшим выбором. Его идеалом было время его отца, но оно безвозвратно ушло. Еще князь В. П. Мещерский, внук историка Николая Карамзина, один из идеологов эпохи Александра III, в конце жизни признал, что попытки «царя-миротворца» возродить дворянство были «воззванием к мертвецу»^[274].

Когда-то Карамзин посоветовал Николаю I стрелять из пушек во время восстания декабристов в 1825 году…

Стоя перед выбором, начать гражданскую войну или уйти с исторической арены, Николай Александрович, как христианин, предпочел пожертвовать собой.

На что не имел права.

В этом сила его личного подвига и трагедия империи.

Контрразведчик Владимир Орлов оставил трогательную запись о прощании уже отрекшегося императора с армией, в которой приводится главный мотив ухода. «Я никогда не забуду этот день — 8 марта 1917 года, ознаменовавший начало крушения монархии. Мы все были с царем в Могилеве. Он уже отрекся от престола в пользу своего брата Михаила, который в свою очередь тоже отказался от короны.

Начальник штаба направил курьеров к нам на квартиры с распоряжением собраться в зале генеральского дома. Очень скоро зал был переполнен: там были все офицеры штаба, строевики и мы, сотрудники разведки. Тишина стояла мертвая. Мы знали, что видим царя в последний раз. Что его ждет?

Он вошел в зал, одетый в черную казачью форму, стянутую портупеей, и, как обычно, был очень спокоен. Прошел по образованному нами узкому проходу в центр зала. Все мы были охвачены такой печалью, что едва понимали, о чем он говорил. Говорил он очень тихо, так тихо, что даже стоявшие впереди едва слышали его. Часто сбивался, начинал предложение, запинался и не мог закончить его, начинал снова и внезапно замолкал.

— Благодарю вас, господа, за вашу преданность. Вы, как и я, знаете, что произошло. Я отрекся от престола для блага страны. Предотвращение гражданской войны значит для меня больше, чем что-либо другое. Я отрекся от престола в пользу своего брата Михаила, но он отказался от короны. Боже, что ждет Россию… Я хочу… я хочу… я надеюсь, что вы сделаете все… враги России… Я желаю всем вам… я… Итак, господа…