Василий Шульгин: судьба русского националиста

Практически полностью в масонских руках накануне революции находились и общественные структуры русской буржуазии: Земский и Городской союзы, объединившиеся в организацию — Союз земств и городов (Земгор) во главе с Г. Е. Львовым. Формально организация эта занималась налаживанием производства обмундирования, амуниции, медикаментов и теплых вещей для фронта. Фактически же она стала играть роль одного из центров оппозиции власти. Особенно сильным было масонское влияние в Военно-промышленном комитете, занимавшемся распределением военных заказов среди предприятий России. Ведущую роль в комитете играли А. И. Коновалов, П. П. Рябушинский, С. Н. Третьяков, М. И. Терещенко. Председателем Центрального военно-промышленного комитета (июль 1915) был избран А. И. Гучков, сразу же взявший курс на превращение его в центр политической оппозиции царской власти. „Итак, — справедливо отмечает Н. Н. Берберова, — кадры были готовы. В обеих столицах думцы, профессора, дипломаты, члены Военно-промышленного комитета, члены Земского и Городского союзов, адвокаты, военные, общественники созывали друг друга: их день наставал“»^[225].

Однако А. Ф. Керенский в своих мемуарах «Россия на историческом повороте» доказывает, что влиятельность масонов сильно преувеличена, отрицает наличие руководящей масонской «тройки» (Керенский, Некрасов. Терещенко) во Временном правительстве и не называет никаких имен.

У Милюкова по этому поводу есть вполне откровенное объяснение, почему он не вступил в «братство». Он дорожил «своей свободой» и не собирался «подчиняться решениям неизвестного мне коллектива». Не называя масонов масонами, он назвал тройку будущих руководителей Временного правительства — А. Ф. Керенского, Н. В. Некрасова и М. И. Терещенко — близкими «к конспиративным кружкам, готовившим революцию»^[226].

И словно разводя руками, признавался, что ему все же «пришлось считаться с готовыми решениями», принимавшимися за его спиной, ибо «против целого течения» ему было не устоять.

Когда же «течение» вынудило великого князя Михаила Александровича вслед за братом отречься от царского престола, Милюков, надо полагать, ощутил неформальную силу этой организации.

Шульгин не входил ни в масонское братство, ни в число заговорщиков. Он вспоминал, что ему было предложено участвовать в заговоре, он отказался, сказав, что предпочитает оставаться «на корабле». Скорее всего, предлагал Гучков, целью которого были смена императора и конституционная монархия. Керенский же как антимонархист едва ли мог обращаться к нашему герою.

Правда, здесь важнее другое — Шульгин знал о заговоре и ничего не делал для его предотвращения. Нельзя считать серьезным противодействием его риторические вопросы к коллегам о степени их подготовленности к государственному управлению. Разумеется, такими вопросами никого нельзя было вразумить.

В 1930-е годы А. С. Гучков признался о своих тесных контактах с генералом М. В. Алексеевым: «Он был настолько осведомлен, что делался косвенным участником»^[227].

А пока Дума продолжала дискуссии о внутреннем положении, которое все заметнее ухудшалось — наступил продовольственный кризис.

2 декабря эту тему продолжил депутат М. П. Дмитриев, член Прогрессивного блока, крупный землевладелец (Херсонская губерния): «…Говорили о тракторах, сложных машинах, но забыли то, что для этих тракторов нет ни людей, нет ни угля, нет нефти, а о простой веялке, о простой косе забыли, и получилось то, что ни за какие деньги в деревне нельзя было достать ни простой веялки, ни простой косы, ни простого плуга… Прибавьте, гг., к этой картине полное отсутствие в деревне таких предметов первой необходимости, как керосин, уголь, железо, сахар, одежда, и вы увидите ту непроглядную тьму, которая окутала деревню, которая обессиливает ее, которая заставляет мало-мальски способного человека бежать без оглядки в город, бросая на произвол судьбы свои поля и нивы. К этому прибавьте, гг., деятельность уполномоченных то по хлебу, то по скоту, то по углю, то по перевозкам, все реквизирующих, всем распоряжающихся — и не только продукты сельского хозяйства, но и то, гг., как керосин и уголь, — уполномоченных, девиз которых, гг., тащи и не пущай. И все стройное здание удручающего положения в деревне завершается тем, гг., что государство Российское оказалось поделенным на удельные владения, где царствует и распоряжается главноуполномоченный, то особоуполномоченный, то просто уполномоченный, издавая одно другого нелепее распоряжения, обязательные постановления, циркуляры. Создаются новые внутренние границы, заставы, таможни, вследствие этого являются новые внутренние враги контрабандисты, которых ловят и сажают за то, что они перевезут несколько фунтов хлеба из владения одного сатрапа во владение другого. Одним словом, нарушились все условия нормальной сельскохозяйственной жизни… Короче говоря, воцарился полный хаос на земле русской»^[228].