Василий Львович Пушкин

«Московские ведомости» интересны нам и своими объявлениями. Читая их, мы знакомимся с повседневной жизнью, которая с самого рождения окружила нашего героя.

«Желающим для обучения детей к себе принять учителя, который обучает французскому и немецкому языкам, также Истории и Географии на тех же языках, могут о квартире его спросить Императорского Московского университета книгосодержателя господина Вевера»^[32].

Конечно, на второй день после рождения сына Пушкиным было рано думать об учителе французского и немецкого языков, хотя впоследствии Василий Львович будет в совершенстве владеть французским, знать и другие языки. Надо было прежде всего подумать о крещении младенца, а также о его кормилице.

В газете сообщалось о продаже английской бурой лошади, жеребцов и верховых меринов, а также кирпича трех сортов — «железнику, алого и красного» — «за тысячу вообще ниже 5 рублев», сена, травы и Дмитровских Яхромских лугов. Еще продавались напечатанные указы и манифесты, в том числе — «о неигрании в карты за деньги». («Я в карты не люблю играть» (161), — скажет потом в своих стихах Василий Львович.) Еще выставлялись на продажу «взятые из большого Успенского Собора свечные огарки, оплывки и налитой в чаши воск каждый пуд по 4 руб. 20 коп.»^[33]. Это объявление, как нам представляется, в большей степени, чем Пушкиных, могло заинтересовать Малиновских.

Особый интерес вызывают объявления о продаже недвижимости, имений. Что касается крепостных, то в газетах писали о том, что «отпускается в услужение» девка, умеющая плесть кружева, или повар, он же искусный кондитер, но на самом деле речь шла именно о продаже. Когда продавали деревни, то заявляли и о числе душ, вместе с этой деревней продающихся. (Не будем забывать о том, что В. Л. Пушкин по рождению своему принадлежал к дворянскому сословию, которое было сословием душе- и землевладельцев.)

Полковник Александр Михайлович Рахманов, проживающий в собственном доме в Старой Конюшенной улице, за Пречистенскими воротами, в приходе церкви Иоанна Предтечи, продавал деревню Глинки Рижского уезда, «в которой по последней ревизии мужеска полу 248 душ, господский дом, три пруда с рыбою, оброку в год собирается 700 рублей»^[34].

Генерал-майор Михайла Афанасьевич Ахметышев предлагал нанять у него каменный двор за Красными воротами, в Новой Басманной, близ церкви Святых апостолов Петра и Павла, а заодно и «каретного мастера с женою, которому от роду с небольшим 30 лет»^[35].

Жена покойного «Действительного Статского Советника Андрея Григорьевича Щербинина Марья Ермолаева дочь» предлагала «состоящий в Сущеве двор, в котором на купленный мерою на 1636 сажен земли поставлено хоромное строение; 4 покоя, подмазанные алебастром и обитые бумажными обоями с имеющимися под ними погребами, особая кухня, погреб, 2 анбара, сарай каретный, конюшня, людская изба с сенями, пруд мерою на 120 сажен и два аршина и сад со всякими плодовитыми деревьями» — «о цене спросить могут за Арбатскими вороты в Земляном городе, в приходе церкви Николая Чудотворца Явленского, в доме онаго ж Щербинина»^[36].

Заметим, что в московских адресах указана церковь, к приходу которой относится тот или иной дом, — это характерная особенность Москвы, где, в отличие от Петербурга, не было прямых линий общей планировки города. Церкви объединяли тот или иной район.