Василий Голицын. Игра судьбы

— Знамо дело от себя, — и, помявшись, решительно произнес: — А коли станешь за старую веру, мы все за тебя пойдем.

— Не могу я, — развела руками Софья, — не женское это дело в церковные дела мешаться. Коли меж нами было бы — я не прочь: пущай всяк молится, как сердце велит. А так, перед патриархом да государями, того быть не может.

— Пожалуй, — согласился Юдин. — Так я почну за твой венец толковать с братьей.

— Ступай же, я на тебя надеюсь, — и Софья размашисто перекрестила его.

Теперь она решила поговорить об этом с князем Васильем. Поехала к нему. Князь тотчас отпустил приказного дьяка, с которым толковал о деле, непритворно обрадовался.

— Софьюшка! А я о тебе думал. Давно мы с тобою не любились.

— Давно, — согласилась Софья. — Зовешь в мыльню?

— Как не звать. Ровно ты не хочешь?

— Да я завсегда тебя хочу, князинька, — проворковала Софья. — Сладко мне с тобою.

— Ну, коли так, то разболокнись. Больно много на тебе всего.

Долго лежали потом — отдыхивались. Князь наконец промолвил:

— Ну ты севодни, голубица моя, все превзошла. Откуда в тебе столь великая женская мочь?

— От тебя, Васенька. Как гляну на тебя, так все во мне воздымается. Ты меня пробудил к таковой сладости. Без тебя оставалась бы кукольной девой. Жаром великим ты пышешь и меня поджигаешь.

Довольная улыбка разлилась по лицу князя. Софья же, рассудив, что настал подходящий момент, медленно заговорила:

— Зазвала я, Васенька, Алексейку Юдина, он тебе ведом. И повела с ним разговор, чтоб он меж стрельцов обо мне речь молвил. Что-де я ихняя радетельница и не худо бы меня венчать царским венцом…

— Что-о-о?! — князь Василий был явно ошеломлен. Он некоторое время сидел с открытым ртом, и, наконец, придя в себя, выдавил:

— Бог с тобою, Софьюшка! В своем ли ты уме? Ты и так высоко поднялась, выше некуда. Кабы не сбросили, когда Петрушка в возраст войдет. Иванушка твой, сама знаешь, гнил, долго не протянет, иной же опоры у нас нету.

— А вот я что задумала. По-быстрому оженить Ваню, и коли семя у него сгодное, родит ему царица наследника. Мы с тобой и с бояры сего младенца законным царем возгласим, истинно царского корня Милославских. Петрушку-то и задвинем.

— Нет-нет-нет! — воскинулся князь Василий. — Сего неможно, да и не пойдут бояре за нами.

— Я бы правительницею осталась, — плела свое Софья, хотя по ее виду можно было предположить, что она потеряла уверенность в успехе своих предприятий.

— Выкинь дурь-то из головы, — бесцеремонно произнес князь Василий. — Истинно дурь это в тебя втемяшилась. Да все как вскинутся противу нас с тобой, рухнем мы в грязь. Воистину из князи в грязи.

Софья была натурой упрямой и своевольной. Она была уверена в Юдине, в Хованском, в стрельцах, коих она облагодетельствовала, открыла им погреба и казну, поименовала надворной пехотой, то есть своею опорой. Они не выдадут, они, как уверил ее Юдин да и сам стрелецкий голова, батюшка Князь Иван и Хованский, будут стоять за нее горой.

Опять же женитьба царя Ивана была делом решенным — до поры до времени скрываемым ею ото всех и даже от самого братца. Она и невесту ему приглядела — ладную, крепкую, собою миловидную — Прасковью Салтыкову. Род знаменитый, старинный, прославленный. Сама девка с виду рожать будет безотказно, лишь бы семя у Иванушки было доброе. Уж она братца просветила по части мужеских радостей, уж бабу ему опытную подсунула, и та его всему обучила. Сказывала царевне, что уж Иванушка во вкус вошел и семени у него много и на запах оно сгодное. Молодка та была гулящая, опытная по части плотских утех, и Софья на нее понадеялась.

— Нет, князинька, ты как хочешь, а я к сему делу приступилась и уж от него не отойду, — сказала она, тряхнув головой. — Юдин станет стараться — ему я чин посулила и награжденье.

— Ну и что? Да николи на Руси не бывало, что баба царским венцом была венчана. На смех тебя подымут, помяни мое слово. Греха не оберемся…

— Погодим, Васенька, как оно обернется. А то и отступимся, коли, как ты говоришь, на смех подымут. — При этих словах сердце в ней взыграло, и она дала ему выход:

— Худо ты обо мне думаешь, князинька мой. А я все наперед расклала, и вышло, что удача будет. Мне и бабка Агафья, ведунья известная, гадала и на воске, и на картах, и фасоль раскидывала. И всякий раз выходил выигрыш.

— Хрен цена твоей бабке и ее гаданью, — сердито буркнул князь. — Коли ты меня слушать станешь, как прежде слушалась, то все ладом пойдет.

— В этом деле, Васенька, я сама себе госпожа, — самолюбиво бросила Софья.

— Ну, как знаешь. Живи своим умом и на меня не пеняй, ежели что.

— Не серчай, князинька, — примирительно заговорила царевна. — Разве же я могу без тебя, разве не отдалась я тебе вся, и свою девью честь, и все желанья безоглядно? Нету мне без тебя жизни. Но уж коли начала я таковое рисковое дело, дозволь мне его и закончить. Молилась я Пресвятой Богородице и святым угодникам, просила заступленья и покровительства. Глядишь, и дойдут мои молитвы. И ты помолись.