Читаем Василий Буслаев полностью

Фридрих только развел руками:

– Прости, государь, но Василий Буслаев отправился в крестовый поход не под моими знаменами. Приказывать ему я не могу.

Людовик повернулся к Бернару Клервосскому:

– Что же ты молчишь, аббат?

Элеонора засмеялась, видя неловкое замешательство священника.

– Его преподобие представляет здесь папу Римского, но никак не патриарха Константинопольского, – сказала она. – Аббат Бернар не может приказывать рыцарю православной веры. Я покидаю тебя, мой король. – С этими словами Элеонора сделала знак своим пажам и русичам следовать за ней. С гордо поднятой головой королева покинула военный совет.

– Ты еще пожалеешь об этом, Элеонора! – выкрикнул Людовик вслед жене и в бессильной ярости пнул сапогом пустой трон королевы.

* * *

Сборы Элеоноры были недолги. Все пожитки королевы, уцелевшие от разграбления, ее пажи и единственная оставшаяся у нее служанка сложили в повозку. В другую повозку пажи и служанка сели сами. Еще на трех возах уместились вещи знатных француженок из свиты королевы, а также их слуги.

В свите Элеоноры состояли: герцогиня Бульонская, три графини, две маркизы, пять баронесс и дочь епископа Льежского.

Из них только герцогиня Бульонская, графиня Тулузская и баронесса Бельфлер были чуть постарше королевы. Графиня Делануа и дочь епископа Бригитта были одногодками с Элеонорой. Все остальные знатные дамы были моложе Элеоноры. Самой юной была семнадцатилетняя графиня Этьенетта де Суасси.

Элеонора распорядилась, чтобы все захваченные у сельджуков лошади были отданы ратникам Василия Буслаева.

Кортеж из благородных сеньор, одетых в наряды для верховой езды, во главе с королевой покидал стан под неодобрительными взглядами знатных крестоносцев и при недоуменных перешептываниях простых воинов, которые считали красавицу королеву своего рода знаменем в этом походе.

Простоватый Фома изумленно открыл рот при виде спутниц королевы, коих ему предстояло сопровождать вместе с Василием и прочими русичами. Пораженный прелестью и богатым одеянием графинь и баронесс, Фома застыл столбом, пропустив мимо ушей команду: «По коням!»

– Ну, чего вытаращился, дурень! – прикрикнул на Фому Худион. – Эти имовитые француженки тебе не ровня! Так что подотри слюни, приятель.

– Как знать! – дерзко ухмыльнулся Фома. – Временами и смерд боярыню берет.

С этими словами Фома вскочил в седло.

Костя придержал рядом с Фомой своего буланого жеребца, с улыбкой бросив ему:

– Не все сбывается, что желается, друже.

Фома не замедлил с ответом:

– Не все годится, что говорится, брат Костя.

Слышавшие их ратники дружно засмеялись.

В отряде Василия Буслаева кроме двух десятков всадников была еще повозка, куда были сложены три свернутые палатки, котел и неполный мешок проса. На облучке с вожжами в руках сидел Даниил-расстрига.

<p>Глава восьмая. Баронесса Бельфлер</p>

– Взад-вперед мы по энтой дороге мотаемся, и все без толку! – ворчал могучий Пересмета, сидя у костра. Он посмотрел на Якова Залешанина, который помешивал кашу в котле, висевшем над огнем. – А что, западные короли всегда так воюют?

– Западным королям и герцогам война, как забава! – усмехнулся кормчий. – Эти сеньоры войну обожают, будто девку молодую! Для них всякая новая война, как новая девица. Все западные рыцари одним мирром мазаны, хлебом их не корми, дай токмо повоевать где-нибудь. Они ведь все благородных кровей, вот и воюют по-благородному.

– Оно и видно! – ехидно заметил Фома. – Благородные рыцари месят грязь на дорогах, как квашню в ступе. Коль им себя не жаль, так хоть бы лошадей пожалели!

– Видали, какие холеные кони у королевы и ее свиты! – негромко вставил Костя. – Сытые да гладкие!

– По наездницам и лошади, – заметил Яков Залешанин.

– Признавайся, Фомка, какая из герцогинь тебе более по вкусу? – спросил Костя.

Дружинники, сидящие кружком возле костра, заулыбались, видя, что начинается очередное Костино подначивание Фомы.

Фома держался невозмутимо, стругая ножом тонкую палку.

– В свите Элеоноры всего одна герцогиня, да будет тебе известно, опентюх! – ответил он, не глядя на Костю. – А по вкусу мне больше белые калачи с медом.

Однако весельчак Костя не унимался:

– Хорошо, пусть я – опентюх, ибо в женской красоте ни черта не смыслю. Так ты мне растолкуй, что к чему. Я ведь вижу, Фомка, как ты шею-то воротишь, когда маркизы и баронессы мимо проходят. На какую из них глаз-то положил? Сознавайся!

– Я, может, на королеву глаз положил, – хитро ухмыльнулся Фома. – Иль она не женщина?

– Так ты для королевы, что ли, палочку-то выстругиваешь, а? – подковырнул Фому Костя. – На долгую память, так сказать.

Ратники у костра громко прыснули.

Фома пихнул в плечо смеющегося Костю и швырнул палку в костер.

– Отстань, комар надоедливый!

Костя давился от беззвучного смеха.

– Каша готова, – сказал Яков Залешанин. – Кликните Потаню и Василия.

Кто-то из ратников сбегал к палатке, где разместился их вожак вместе с Потаней.

– Потаня трапезничать не будет, он уже лег спать, – вернувшись, сообщил дружинник. – Василий же ныне ужинает в шатре у королевы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Отечество

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза