Действие рассказа «На Черных лядах» относится примерно к тому же времени. Его сюжет довольно необычен для Быкова: в нем повествуется об историческом событии, случившемся в 1919 году и известном как Слуцкий бунт или Слуцкое восстание белорусов против большевиков. Читатель видит остатки повстанческого отряда в последние дни его существования. Здесь собрались люди самых разных политических взглядов и социальных слоев, уровня образования и возраста: от мягких либералов до убежденных монархистов; от университетски образованных демократов и дворян до полуграмотных мужиков; от взрослых мужчин до подростка.
Сюжет концентрируется на последних часах небольшой группы повстанцев. Эти разные люди объединены только одним — всепоглощающей и искренней любовью к своей многострадальной родине. Каждый из них в одиночку мучается вопросом: почему белорусы поддерживают безнравственных, обесчеловеченных большевиков, а не их, подлинных защитников своего края? Патриотические силы Беларуси бьются над этим вопросом и по сегодняшний день… Возможно, ответ кроется в уже указанных чертах белорусской нации: консерватизм, недоверчивость и стремление к умиротворению любой ценой; возможно, и в том, что враги обезглавливали народ и регулярно, начиная с XVII столетия, вырезали лучшую часть населения; либо в том, что военные силы были слишком неравны… Всего вероятнее, ответ следует искать в комбинации всего вышеперечисленного.
Трагическое положение повстанцев не означает, однако, их полного поражения в этой ситуации, так как негативным в данном случае качествам белорусов противостоят, в лице повстанцев, иные качества того же народа: мужество, высокий патриотизм, трудолюбие и вера в будущее.
Горький опыт подсказывает восставшим, что жестокости и мстительности большевиков не избежать не только им, повстанцам, но всей их родне. Чтобы избавить родных и близких от издевательств и, возможно, мучительной смерти, они принимают решение о коллективном самоубийстве. Но этого мало — нужно, чтобы враги не сумели опознать трупы, так как смерть противника не только не останавливала большевиков от репрессий против его близких и родных, но разъяряла их еще больше.
Рассказ сначала ведется от третьего лица. Это — командир группы. Мы слышим тяжелый вздох: все, за что повстанцы боролись, терпит крах. Повествование продолжается в строгом и торжественном стиле, словно готовит церемонию похорон. Дальше говорят бойцы отряда — Быков здесь использует уже знакомый читателям прием монологов-исповедей, тактично возвращаясь к начальному повествователю, комментирующему детали восстания.
Вот его оценка ситуации:
Было бы еще хорошо, если б их всех перебили. А что, коль кого-нибудь возьмут тяжело раненным, в беспамятстве, повезут в город и начнут дознание: чей, кому какая родня, кто родители, жены, дети? Тогда что? Нет, они уже знали давно, что смерть — не самое страшное из того, что подготовила для них их повстанческая судьба. Хуже, когда они, погибая, потянут за собой других, тех, ради кого они, по сути, и начали это все. Даже мертвые, они не спасутся от большевиков[305].
Дальше командир приводит конкретный пример того, как обошлись с семьями их убитых товарищей большевики несколько дней назад. Поэтому восемь оставшихся в отряде бойцов, которых почти уже настигли преследователи, сожгли все свои документы и сейчас ищут потайного места для свершения задуманного. Никто из них не хочет смерти, каждый из восьми глубоко и по-своему боится ее прихода. Речь одного не похожа на речь другого; перед нами разные типы людей, наделенных разной психологией; то обстоятельство, что каждый высказывает свои последние слова, что он сознательно обрекает себя на преждевременную гибель, заставляет Быкова быть предельно скупым в художественных средствах — и эта скупость, почти аскетичность, придает повествованию невероятную внутреннюю напряженность. Каждый из действующих лиц этой трагедии неповторимо одинок, никто не навязывает свою беду другому, каждый хоронит себя сам… Однако индивидуальное одиночество соединено и растворяется в общей идее — умереть достойно и по своему выбору, не навлекая несчастий на невинных.
У этой трагедии есть аналогия в древней истории — вот так же более двух тысяч лет назад евреи из поселения-крепости Масада совершили коллективное самоубийство, не желая покориться осаждающим крепость римлянам.