…Азевич долго не мог избавиться от чувства, что в районе сильно не хватает Зарубы. Не столько его работы или хлопот, сколько его естественного присутствия на своем месте, в исполнительном комитете, с его спокойным, рассуждающим характером. Очень худо становилось от мысли, что он — враг, хоть и слабо в это верилось, однако… Разве мало вокруг дурных людей, вредителей и шпионов? Может, как-то его обманули, воспользовались его добротой и затянули в свой вредительский лагерь? Вероятно, затянуть его было несложно — такой доверчивый и славный был этот человек. Очень жаль его было Азевичу, и точил молчаливый укор себе самому, что и он каким-то образом явился причиной гибели Зарубы. Пусть не сам, не по своей воле, считай, по принуждению. Полина!.. Вот кто был его наибольшей болью и загадкой, возможно на всю его оставшуюся жизнь. Каким человеком она была? Что это была за женщина? Почему она заинтересовалась им, доверчивым деревенским простаком?[272]
К тому времени, когда к Егору пришла его третья и самая сильная любовь, он достаточно вырос и пообтерся как в личной жизни, так и в своей карьере, чтобы самому ответить на когда-то мучившие его вопросы — «за что» и «почему» Полина так поступила и с ним, и с его любимым начальником. Молодая коммунистка завербовала Егора в НКВД так же, как когда-то завербовали ее саму. Заруба же в свое время отказался сотрудничать с органами, вот она его и погубила руками молодого и неопытного Азевича. Сотрудничая с НКВД, новое поколение советских карьеристов и бюрократов пыталось убить сразу двух зайцев. Во-первых, предавая других, спасти собственную шкуру (иногда ненадолго). Во-вторых, открыть себе «путь наверх», поскольку всем было известно, что органы поддерживают своих. Хотя — и Быков это показывает очень тонко — за всем этим стоял обычный человеческий страх.
Страх перед государственной машиной и ее карательными органами начал изводить Азевича с первых же этапов его карьеры, особенно в ту пору, когда его совесть еще не впала в летаргический сон. Видимо, этот страх, сопутствующий его продвижению по карьерной лестнице, и явился в том метафорическом образе холода, который он постоянно ощущал. Так, читатель убеждается, что страх (как и холод) временно отступил от Азевича, когда он полюбил Анелю. Эта третья, самая сильная любовь на время принесла ему чувство безмятежности и счастья и, может быть, давала ему последний шанс на спасение его бедной грешной души.
Для Азевича наступила новая пора печально-радостных хлопот. Где бы он ни находился во время рабочего дня, с наступлением вечера он летел к соседям, и они с Анелей шли на реку или в народный дом, если там происходило что-то интересное, а то и просто сидели на лавочке под стеной около ее пионов. Анеля оказалась разумной, разговорчивой девушкой. Она прочитала немало книг и увлеклась целью пересказать их все Егору, который, конечно, не читал из них и десятой части[273].