Вася Алексеев

Не снимая шапок, не расстегивая пальто, рабочие собираются у канцелярского стола, заваленного какими-то бумагами. Еще несколько дней назад нельзя было сделать в этой комнате и шага за деревянный барьер. Там была «святая святых» капитана Фортунато, вершившего судьбы десятков тысяч людей. Молчаливые конторщики, сверяясь с записями, определяли, кого взять на завод, кого не пускать на порог. В шкафах лежат под замками «черные списки». Тем, кто попал туда, не было доступа в мастерские. Лежат и карточки тайных соглядатаев капитана Фортунато, продававших начальству товарищей но работе. Сейчас еще не до этих шкафов, революционный комитет пока не разобрался в их содержимом. Но коричневый барьер повален, люди заполнили контору. Прибегают ребята из мастерских, они успели обежать, осмотреть весь завод. Никого не видно, начальство исчезло. Завод в наших руках!

Нет, еще нельзя сказать, что в наших. Солдаты стоят в большом здании строительного цеха, примыкающем к Шелкову переулку. И в Путиловском театре по соседству. Как поведут себя солдаты?

— Надо действовать очень осмотрительно, — говорит кто-то из меньшевиков, — неосторожность с нашей стороны может толкнуть войска на выступление против рабочих. У солдат оружие.

— Теперь осторожничать поздно! — с сердитой веселостью откликается Вася. — Рубикон перейден, так ведь пишут историки? Началось! И если солдат до сих пор не двинули против нас, значит, начальство не надеется на них, боится. Мы сами должны пойти к солдатам, потребовать, чтобы они не мешали.

— Правильно! Надо действовать, не ждать!

Заводские большевики единодушны. И рассудительный Степан Афанасьев, и горячий Иван Генслер, и другие считают, что времени терять нельзя. Иван снимает телефонную трубку. С воинской частью можно созвониться.

— Кто говорит? Дежурный офицер? Временный революционный комитет Путиловского завода желает установить связь с вашей частью. Не знаете о нас? Ставим в известность, что существуем. Сейчас наши представители к вам придут.

К солдатам идет несколько человек. Как их встретят? Будут слушать или залп предупредит слова? От этих вопросов тяжело и гулко стучат сердца тех, кто остался в конторе. А они, делегаты, идут — головы подняты, ноги меряют двор большими ровными шагами.

— Солдаты, товарищи и братья, — говорит Вася, — рабочий Питер вышел на улицы. Больше невозможно терпеть эти мучения, войну и голод. Мы выступаем за то, чтобы вас не убивали на фронте, чтоб не рушили ваше хозяйство в деревне, чтоб рабочего в три погибели не гнули. Разве вы станете нам мешать? Вы в шинелях, но вы же крестьяне и рабочие — как мы.

Солдаты плотно обступили нескольких парней в черных пальтишках. Офицеры молчат, и солдаты еще не заговорили. Они еще не решаются перейти открыто на сторону рабочих. Но они скоро решатся. А против они не выступят ни за что.

— Мы передадим путиловцам, что вы не пойдете против нас.

— Передавайте, — отвечают из толпы солдат.

Голосов слышно немного, но Вася читает ответ на лицах. И то, что написано на этих лицах, убедительнее слов.

Рабочие уходят, зная, что взяли верх. Им не выстрелят в спину.

Азарт борьбы владеет тысячами людей и счастливое предчувствие победы.

— Оружия! — требуют ребята, прибегающие в контору, — пушечники, башенщики, судостроители. Свои ребята, со многими Вася знаком по подпольным кружкам. Тут и Андрей Афанасьев, и Василий Васильев, и Коля Андреев, и Петр Степанов.

— Где взять оружие?

— У полиции ищите, — говорит Вася. — В участке много оружия. Забирайте!

И они забирают оружие, штурмуя участок, разоружают городовых.

Это было уже после того, как они побывали на Знаменской площади у Николаевского вокзала. Пулеметные очереди, ударившие из окон, не погасили пламени, охватившего народ. Они только заставили искать оружие для боя.

На Знаменской площади по рабочим стреляла учебная рота лейб-гвардии Волынского полка, а на следующее утро еще затемно Вася идет с толпой рабочих к казарме волынцев. Надо объяснить им, в кого стреляли, надо сказать, пусть берутся за ум.

— Берегитесь, — предупреждают путиловцев, когда они, перейдя Литейный, приближаются к казармам. — Там пулеметы и пушки.

— Так ведь у пушек солдаты — мужики и заводские. Сговоримся.

Они стоят перед мрачным зданием казармы. Никого не видно, даже часовых. Но за стенами казармы тысячи солдат.

— Волынцы, революция! Бейте офицеров, выходите к народу!

Какой-то гул доносится из казармы. Он смолкает, потом поднимается снова. Похоже, кричат «ура». Только кому?

И, словно отвечая на этот вопрос, раздаются во дворе казармы одиночные выстрелы, рев множества голосов, топот. Ворота раскрываются. Солдаты бегут навстречу рабочим, машут папахами, высоко поднимают винтовки над головой.

Вася вскакивает на каменную тумбу у панели. С ее высоты он видит, как прибывает и прибывает толпа. Перемешались черные пальто и серые шинели.

— Ура волынцам! Да здравствует революция! Долой войну!

Вася говорит, и толпа всё теснее окружает его. Рослый кареглазый унтер-офицер в шинели нараспашку — под ней видны георгиевские кресты — жмет Васе руку.