— Ты это делал когда-нибудь? — она наклонилась, сложив губы трубочкой подула на него.
— Да, — признал я, чувствуя, что от близости ее тонкого, соблазнительного тела и от ее ласки, могу взорваться прямо сейчас.
— С кем? Говори правду, — настояла она, наклонилась еще и осторожно поцеловала головку.
— Со служанкой. Айлин, не надо спрашивать об этом, — я вздрогнул от прикосновения ее язычка.
— Так же девушки делают, правильно? — она еще раз поцеловала меня там, уже намного смелее.
— Ты сейчас делаешь очень неприличные вещи, — предупредил я, чувствуя, как головка полностью исчезла в ее ротике, и я уже нахожусь на самом пределе.
— Я хочу их делать с тобой, — сказала она и снова ее губы обхватили кончик моего жезла.
— Айлин, стоп! Стоп! — я попытался отстраниться, но было поздно: член задергался, стреляя горячими брызгами ей на лицо и плечи.
Несколько мгновений госпожа Синицына смотрела на меня голубыми, изумленными глазами, приоткрыв рот, затем задрожала от смеха:
— Как же здорово! Саша, вот это да! Почему мы не делали это раньше? — ее ладошка до боли сдавила мой член. — Можно, я расскажу об этом Наташе?
— Думаю, не стоит, — я покачал головой, не разделяя ее восторга и чувствуя маленький конфуз.
Наташа — ее лучшая подруга, которая живет за Татарским мостом и ходит в другую школу. Подруга подругой, но зачем делится постельными подробностями?
— Пойди лучше умойся, — посоветовал я.
— Для этого мне придется одеваться — там Нурмис, — она спрыгнула с кровати и вернулась с полотенцем. Обтерлась и прижалась ко мне.
Осторожно, подушечкой пальца я начал ласкать ее влажную щелочку. Раздвинув ноги шире, Айлин закрыла глаза, все смелее подставляясь моим ласкам, засопела от удовольствия. Приятная волна все сильнее охватила ее, она вздрагивала от прикосновения моих пальцев, иногда выгибаясь, роняя слабый стон. Ее ладонь нашла снова отвердевший член и потянула требовательно к себе.
— Потом… — прошептал я, целуя ее груди.
Я хотел сделать ей так же приятно, как она мне. И когда она, вскрикнула и затрепетала, хватая меня, царапая, решительно требуя, тогда лег сверху и направил твердый как камень член в ее вход. Она вскрикнула снова, теперь уже от боли. Погрузившись в нее еще немного, я замер.
— Больно? — прошептал ей в ушко.
— Да. И очень приятно, — она гладила мою спину, обмякнув, дыша уже не так часто.
— Мы не будем это делать хотя бы дней пять. Нужно чтобы у тебя там все зажило, — я осторожно встал с нее.
— Откуда ты все знаешь? От своей служанки? — привстав, госпожа Синицына смотрела на кровавое пятно на постели.
— Знаю. Я прожил много жизней, у меня была тысяча девушек, — вполне серьезно сказал я.
— Какой же ты фантазер! — она рассмеялась, спрыгнув с постели и набросилась на меня с поцелуями. — Люблю тебя! Я хочу быть твоей тысяча первой!
— Знаешь, что меня заботит? — я накинул рубашку на плечи и наклонился за брюками. — Ковалевская может пустить в классе сплетни о тебе. Зря ты сказала такое при ней.
— Мне все равно, пусть сплетничает. Пусть хоть вся школа говорит об этом, — Айлин достала из шифоньера светло-голубой халат с серебряными змейками, покрутилась перед зеркалом, разглядывая себя и сообщила: — Перекрашу волосы сегодня или завтра. Выбрать голубой цвет или сохранить немного розового — вот что важно, а вовсе не сплетни княгини.
— А я поговорю с ней, попрошу, чтоб не болтала лишнего, — я застегнул брюки.
Мы расстались у порога ее дома. Она поцеловала меня, крепко прижавшись, и стояла на пороге, пока я не свернул за угол.