Варвары Крыма

Вскоре выяснилось: пришли в негодность все четыре колеса на одном сендере, оказавшемся во время дождя в глубокой луже, а в караване нашлись только три запаски, так что машину пришлось бросить. С неё сняли пулемёт, вытащили всё мало-мальски ценное, люди перебрались на второй сендер и пересели в вездеход, куда погрузили и пулемёт.

Караван поехал, когда уже наступил вечер. Орест дважды просыпался, пил из фляги и опять засыпал. Мы почти не разговаривали: его это быстро утомляло.

Подкатив к древней эстакаде, машины остановились. Солнце розовым пятном висело за облаками у горизонта. Когда двигатель вездехода смолк, я стал бить цепью наручников по стенке кузова и занимался этим до тех пор, пока в люке над головой не возникла недовольная рожа Власа.

— Жратву тащи, быстро! — скомандовал я, прежде чем он успел открыть рот. — И мне, и Оресту. Вы и ночью собираетесь ехать?

— Ясное дело. Получишь жратву, только когда…

— Заткнись и слушай. Вам надо, чтобы я показал направление. Я это сделаю только в обмен на еду и наручники.

— Чего?

— Наручники, говорю, снимите! Запястья трёт.

— Да пошёл ты… — начал он и замолчал, когда в проёме рядом возникла голова Миры, которая, как оказалось, слушала наш разговор.

— Альб, ты знаешь, что будет со стариком, если ты попробуешь сбежать? — спросила она.

Я кивнул:

— Именно поэтому вы и можете снять их с меня. Для вас вообще без разницы, в наручниках я или нет, сижу в кузове или разъезжаю вокруг на мотоцикле. Неужели неясно? Пока Орест здесь…

— Да может, ты свалишь, кинув его. — По тону Власа было понятно, что сам бы он так и сделал.

— Не все такие мутанты, как ты.

— Это ты мутант! — взвился он. — А я человек!

— Он не оставит старика, — сказала Мира уверенно. — Слушай, Альб, мы набрали кислоту в бочонок. Её всегда можно для чего-нибудь использовать. И сейчас, если ты выкинешь какую-нибудь штуку, я начну поливать ею старика. Это понятно?

— Понятно, — сказал я и потряс наручниками. — Снимайте.

***

Недалеко от эстакады над пустырем высился большой, поросший зарослями холм с покосившимся кирпичным домом на вершине, других возвышенностей и построек вокруг не было.

Когда двое омеговцев раздвинули ворота и я шагнул в проём, над головой раздался голос Миры:

— Влас, отвечаешь за него. Глаз не спускать. Везде за ним ходи.

Я спрыгнул на землю. Здоровяк с сестрой стояли на крыше вездехода, она упёрла руки в бока и постукивала по металлу узким носком сапога, он сложил руки на груди и выпятил челюсть. Оба смотрели на меня.

— Что теперь, мутант? — спросил Влас, приседая на корточки.

Я показал на эстакаду:

— Надо туда. Осмотреться.

— Зачем? Ты ж и так должен знать. Херсон-Град там, склон там, в той стороне — Инкерман… ну так куда ехать?

Я покачал головой.

— Нет, оглядимся. Но сначала — еда для Ореста и меня.

— Старику сейчас принесут, а ты поешь на ходу, — отрезала Мира. Развернувшись, она зашагала к полусфере турели, стоящей над баком между контейнером и кабиной.

— Как только покажешь направление, сразу едем, — бросила сестра напоследок.

Воспользовавшись передышкой, омеговцы выбрались из машин. Я зашагал к эстакаде, и двое охранников, не зная, как им вести себя со мной, поплелись следом. Шлемы они сняли и пристегнули к ремням — один омеговец оказался в возрасте, второй, смуглый, совсем молодой.

Забухали подошвы о землю, нас догнал Влас. Сунув мне в руки флягу с куском вяленого мяса, он спросил у солдат:

— Как звать?

— Карп, — сказал пожилой.

— Япет я, — угрюмо прогудел молодой.

— Япет? Это чё за имя? — хмыкнул Влас. — С востока, что ли?

— Ничиво не с востока.

— А чего ж рожа у тебя смуглая? Ты из этих… из пастухов Минских? А, нет, они с запада!

— Ничиво не из пастухов.

— Не люблю я вас… смуглых. Вы все тоже мутанты.

— Сам мутант! — обозлился омеговец.

— Ты поговори у меня! — Влас показал ему внушительный кулак. — Вот он — мутант, ты — мутант, а я — человек. Так, ладно, стойте.

Я остановился, жуя мясо, хлебнул кислого вина из фляги.

— Длинное оно, а? — Ладонью прикрыв глаза от косых лучей солнца, здоровяк недовольно посмотрел на эстакаду. Мы стояли там, где земля сменялась асфальтом — отсюда серая, в трещинах и проломах, широкая полоса полого уходила вверх, где снова становилась горизонтальной и обрывалась. — Очень надо тебе туда лезть?

— Осмотреться нужно, — повторил я.

— Из вас двоих мотоциклом управляет кто-то?

— Я могу, — кивнул Карп.

— Ну так гони сюда машину, — приказал Влас. — Я не киборг, ноги не железные.

Карп ушёл. Я успел доесть мясо и почти допил вино, когда он прикатил на мотоцикле.

— Мутант, в коляску. — Влас ткнул меня кулаком между лопаток. — И смирно сиди, потому что карабин мой наготове всегда.

— А я куда? — спросил Япет.

— А ты пешочком, смуглый! — хохотнул здоровяк, забираясь на сиденье за водителем. — И не отставай, бегом давай! Мутант наш опасный очень, за ним глаз да глаз…

— Что ж мне, пешком аж туда лезть? — Япет недовольно уставился на эстакаду. — Вон как далеко…

— Ага, лезь, да побыстрее. Карп, пошёл!

— Мне только сержант наш может приказы…

Мотоцикл поехал, и Влас с такой силой хлопнул Япета по плечу, что солдата качнуло.