— А твоего брата я знаю, бывал здесь несколько раз, настоящий красавчик с ядреной попой.
Я смолчал. Меня унижали — а я молчал. Она ждала именно этого — молчания или подтверждения своих слов, то есть — моей покорности и своей победы. Пришлось подыграть.
Маммон Колчек — покрытая пупырышками серая громадина с плоской мордой, шумно высморкался за моей спиной. Охранял Вирну. По-видимому, среди просителей встречались личности буйные. И то верно: когда твой последний шанс — это кредитор, способный отказать тебе по самому немудреному поводу, поневоле можешь прийти… в бешенство.
— Бур-р-р! Апелляция будет рассмотрена в кратчайшие сроки апелляции.
Нахватался от Вирны умных словечек, а она его даже не осекает — видимо, бубнеж Колчека ей по вкусу.
Вирна окинула меня долгим изучающим взглядом. Глаза — пожалуй, это все, что осталось в ней привлекательного. Большие карие глаза, в глубине которых все еще светился знакомый мне огонек.
— Фатик, Фатик, тебе скоро сорок лет, и чего ты достиг? Шатаешься с клиентами по городам и весям, умудрился потерять
— Я делаю то, чему меня обучили, Вирна.
— Да уж, а можешь ты немногое.
Она усмехнулась с оттенком усталого превосходства.
Чем-то она напоминала Митризена. Такая же взыскующая и безжалостная. И любящая деньги, как вампир — кровь. Да и братья-профитролли напоминали оргов-горгон. Надеюсь, и орги, и сам Митризен сгинули в Облачном Храме…
— Ты даже не попытался изменить уготованное тебе другими людьми, мой родной.
— Пытался. Я не настолько глуп и инертен. Я бросил ремесло героя и решил зарабатывать коммерцией. Торговлей, и еще много чем. Разорился и был вынужден приняться за старое.
— Но и на старом поприще тебя постигла неудача.
— Ты, как всегда, права, Вирна.
Служка-человек, размерами еще меньше секретарской крысы (по-моему, Вирна коллекционировала мужчин ростом с ноготок), принес госпоже блюдо с виноградом и персиками. Она начала есть, а я смотрел и катал во рту пересохший язык. Когда я стану богатым… Впрочем, зачем кормить себя сказками?
— Хорошо, мой родной, — он вытерла мокрый подбородок розовым батистовым платочком, — считай, я поверила в твои писульки. Я дам тебе средства на то, чтобы подлечить твоих горемычных клиентов.
— Но…
— Ты спроворишь для меня одну работенку, и только тогда сможешь получить остальные деньги.
Я подался вперед и оперся кулаками о стол.
— Работенку? Какого рода?
— Все по порядку, Фатик. И отойди на два шага, от тебя пахнет.
— Сегодня утром я мылся в ручье.
— Но перед тем как проведать меня, баню ты не посетил, и ароматами не натерся, так что отойди, ты весь пропитался дорожной пылью и лошадиным потом.
Я отошел.
— Бур-р-р! — прогудел Колчек над моим затылком. — Мужчина должен мыться, иначе мужчина будет грязным, если не помоется, потому что если не помоешься, будешь грязным! Бур-р-р!
Проклятие, Вирна совершенно не видит во мне мужчину! (Хорошо, что мужчину во мне не видит Колчек.) В этом вся беда. Когда женщина не видит в мужчине мужчину, она будет придираться ко всему — это факт, и его нужно для себя уяснить и
— Знаешь ли ты, Фатик, что такое карго-оккультизм?
— Не вполне. Предположу: это нечто, связанное с перевозкой всяких мистических штуковин. Я прав?
Вирна кивнула.
— Именно. Это перевозка товаров оккультного назначения. В Талестре многобожие, и я делаю на этом бизнес. К тому же в Талестре маги, а для их работы требуются разные ингредиенты — в том числе крайне редкие. Деньги надо зарабатывать на всем, мой родной, и только тогда они у тебя будут. Ты хорошо меня понимаешь?
— Конечно, Вирна.
— Не думаю, что
— Конечно, Вирна. В Талестре многобожие. Там полно культов, как в Хараште, но в главной силе два — Сегизма Сноходца и Горма Омфалоса.
Многобожие, прямо как у нас в Хараште. Небось, снова выдумка талестрианских чародеев. Один из их
Вирна обтерла пальцы все тем же платком и, вытащив из ящика стола маленький золотой гребешок, степенно принялась… о Гритт, принялась
— Есть некие вещи, предметы, ингредиенты, которых священники и маги не могут достать ни в Одируме, ни в Талестре, ни даже в Дольмире.