— Успокойтесь, Флора. Мы пришли сообщить вам о поступке, который вызвал у нас возмущение! Я верю, что он не породит у вас иных чувств, кроме благородного презрения.
— Брат, что все это значит? — спросила Флора, вырвав руку из ладоней Маршдела.
— Прежде чем приступать к разговору, я хочу дождаться адмирала Белла, — ответил Генри. — Это дело касается его не меньше, чем нас.
— Я уже здесь, — произнес адмирал, входя в столовую. — Я здесь, так что можете открывать огонь и не жалеть врага.
— А Чарльз? — спросила Флора. — Где мой Чарльз?
— Черт бы его побрал! — вскричал старик, не привыкший сдерживать свои чувства.
— Прошу вас, тише, сэр, — взмолился Генри. — И не злоупотребляйте бранью. Флора, вот три конверта. Как видишь, письмо, адресованное тебе, осталось нераскрытым. Однако мы хотим, чтобы ты прочитала все три послания и высказала нам свое суждение.
Побледнев, как мраморная статуя, Флора приняла письма из рук брата, затем положила два вскрытых конверта на стол и нервно распечатала третий, который был адресован ей. Генри с инстинктивной деликатностью отозвал мужчин к окну, чтобы сестра не стеснялась их взглядов. Но пока она читала текст, доказывавший ложь и притворство ее жениха, в столовую вошла мать семейства.
— Ах, деточка моя, — вскричала миссис Баннерворт, — ты вся дрожишь!
— Подождите, матушка, — ответила Флора. — Я хочу дочитать до конца.
Девушка дважды ознакомилась с каждым письмом, и когда последний лист выпал из ее пальцев, она воскликнула:
— О Господи! Что же может сравниться с этим несчастьем? Ах, Чарльз! Мой милый Чарльз!
— Флора! — гневно крикнул Генри, обернувшись к ней. — Достойно ли тебя такое поведение?
— О, небеса! Помогите мне вынести это!
— Не позорь фамилию, которую ты носишь! Пусть девичья гордость поддержит тебя!
— Я умоляю вас, мисс Баннерворт, — добавил Маршдел. — Лучше дайте волю своему возмущении. Это вам поможет.
— Чарльз! Мой милый Чарльз! — продолжала звать девушка, в отчаянии заламывая руки.
— Флора! — со злостью оборвал ее Генри. — Твое поведение невыносимо! Оно приводит меня в бешенство!
— Брат! О чем ты говоришь? Ты, что, сошел с ума?
— А ты?
— О Господи! Да я была бы рада лишиться в этот миг рассудка.
— Ты прочитала его гнусные письма! И однако с безумной нежностью продолжаешь звать того, кто их написал?
— Да, — рыдая, ответила девушка. — С безумной нежностью. Какое точное сравнение. Я всегда буду с безумной нежностью произносить его имя! Ах, Чарльз! Мой милый Чарльз!
— Ушам своим не верю, — проворчал Маршдел.
— Это неистовство горя, — пояснил ему Джордж. — Хотя я тоже не ожидал такой реакции. Сестра, прошу тебя, одумайся!
— Одуматься? Ты прав. Поток тревожных мыслей сбил меня с толку, ответила Флора. — Откуда пришли эти письма? Где вы нашли эти постыдные фальшивки?
— Фальшивки? — переспросил ее Генри и отступил назад, словно это слово хлестнуло его звонкой пощечиной.
— Да, фальшивки! — подтвердила Флора. — Но что стало с Чарльзом? Неужели он убит каким-то тайным врагом, который послал вам эти грязные подделки? О, Чарльз! Я не могу поверить, что ты потерян для меня навсегда!
— Великий Боже! — вскричал Генри. — Как я мог так ошибиться?
— Мне кажется, вы сходите с ума! — заметил мистер Маршдел.
— Подождите, — рявкнул адмирал. — Позвольте мне поговорить с мисс Баннерворт.
Он живо растолкал собравшихся мужчин по сторонам и приблизился к Флоре. Взяв в руки ее тонкую ладонь, адмирал обратился к ней ласковым голосом:
— Посмотрите на меня, моя дорогая. Я старый человек. Я достаточно стар, чтобы быть вашим дедушкой, поэтому вы можете спокойно смотреть мне в глаза. Мое милое дитя, я хочу задать вам один вопрос.
Флора приподняла голову и взглянула на обветренное лицо адмирала. Какой разительный контраст создавали эти два человека! Юная прекрасная девушка, с небольшими, почти детскими руками, абсолютно скрытыми в ладонях старого моряка, и грозный адмирал, чьи жесткие морщины разительно отличались от белой и гладкой кожи Флоры.
— Скажите, — произнес старик, — вы прочитали эти… письма?
— Да, прочитала, сэр.
— И что вы о них думаете?
— Они написаны не Чарльзом. Ваш племянник не имеет к ним никакого отношения.
Казалось, что по телу адмирала прокатилась дрожь. Он попытался что-то сказать, но ни слова не сорвалось с его уст. Старик лишь яростно затряс руки девушки, пока не понял, что делает ей больно. И тогда, прежде чем Флора догадалась о его намерении, он поцеловал ее в щеку и воскликнул:
— Благослови вас Господь! Вы самое чудесное создание на белом свете. А я самый круглый идиот. Конечно, эти письма не от Чарльза. Он не мог написать такую дрянь, и мне ужасно стыдно, что я поверил этим позорным фальшивкам. Прожил такую жизнь, а попался, как мальчишка!