Варни-вампир

В одном конце сводчатого потолка — так высоко, что дотянуться было практически невозможно — находилось небольшое отверстие, закрытое железной решеткой. В нем виднелся кусочек звездного неба. В другом углу темницы на каменном ложе и куче свежей соломы, недавно принесенной в это место, лежал горемыка-пленник. Скорее всего, именно он и издал тот крик ужаса и скорби, который нарушил тишину монастырских развалин.

Мужчина лежал на спине. Его голова была грубо перебинтована, и на грязной материи виднелись многочисленные пятна крови. Их вид свидетельствовал о том, что он получил свои ранения совсем недавно в какой-то ожесточенной схватке. Его открытые глаза затуманила пелена бессознательности. Случайно или намеренно они были зафиксированы на маленьком отверстии в потолке, которая выводило во внешний мир.

Какая изощренная пытка! Находясь в ужасной темнице, заключенный мог видеть голубое небо. Он мог следить за движением белых облаков — за их неограниченной свободой, на которую у него не осталось никакой надежды. До него доносилось пение птиц. Увы, увы! Печальные напоминания о жизни, радости и воле.

Теперь в отверстие смотрела ночь. Да и пленник ничего не видел и не слышал. Но, чу! — раздался звук шагов. Последовал скрип двери, и луч света озарил темницу. Перед заключенным возникла высокая фигура таинственного незнакомца. За ним вошел другой; человек. Он нес в руках письменные принадлежности. Остановившись у каменного ложа, мужчины грубо приподняли раненого узника и предложили ему взять перо.

Однако глаза заключенного по-прежнему не выражали ни единой мысли. Напрасно мучители пытались вложить в его пальцы перо и подставляли ему на подпись документ, написанный на пергаментной бумаге. Напрасно они трясли его и наносили пощечины. Узник находился в бессознательном состоянии и не мог сделать, что от него требовали. Перо выпадало из окоченевших пальцев, и когда мужчины перестали поддерживать его торс, он с тяжелым вздохом упал на жалкую подстилку из соломы.

Двое мужчин обменялись молчаливыми взглядами. Тот, что был поменьше, повернулся к пленнику и с ненавистью, ужасной для слуха, произнес:

— Проклятие!

Ответом другого был смех. Высокий мужчина поднял светильник с каменного ложа и велел напарнику покинуть камеру. Тот едва сдерживал злость. Нервно и суетливо, он скатал пергамент в трубку и спрятал его в нагрудном кармане плаща. Затем, одарив узника испепеляющим взглядом, этот человек сердито выругался и направился к двери.

Уже на пороге высокий незнакомец остановился, подумал минуту и, передав светильник компаньону, вернулся к ложу пленника. Он вытащил из кармана небольшой флакон, приподнял голову раненого мужчины, а затем влил несколько капель в его рот и заставил проглотить эту жидкость. Второй мужчина лишь безмолвно пожал плечами. Чуть позже они покинули темницу и заперли массивную дверь.

К тому времени ветер утих, а сумерки сгустились до абсолютной темноты. Луна еще не успела взойти, и руины были покрыты мраком. Это место казалось сонным царством тишины и покоя. Ну кто бы мог подумать, что под слоем земли, под этими древними и рассыпавшимися стенами был заточен какой-то человек?

Время покажет, кто лежал в той темнице на каменном ложе и что это за люди навещали его в такой таинственной манере. Пока же нам ясно одно — они добивались от узника подписи на документе, который казался им очень важным. И более всего был раздосадован второй мужчина.

Глава 30

Беседа с Флорой. — Предложение. — Взаимопонимание.

Предлагая Флоре прогулку по парку, адмирал не имел в уме ничего особенно. Он лишь хотел обсудить с ней тему, которая была бы одобрена Чарльзом Голландом целиком и полностью. Более того, во время прогулки он не просто говорил о Чарльзе, а отзывался о нем с восторженной похвалой, которая как нельзя лучше соответствовала собственным чувствам девушки. И, пожалуй, никто, кроме старого адмирала, предельно искреннего с теми, кого он любил и кого ненавидел, не мог бы доставить Флоре такого удовольствия своим общением.

Он не сомневался в верности и чести Чарльза. Теперь, когда это мнение твердо укоренилось в уме старика, он называл бы любого человека, несогласного с его убеждениями, либо дураком, либо мошенником, либо мерзавцем.

— Не волнуйтесь, мисс Флора, — произнес он в середине разговора, — все постепенно прояснится. Меня сейчас раздражает только то, что я посмел усомниться в Чарльзе. Проклятье! Как я мог оказался таким глупцом?!

— Сэр, вы должны были знать его, как никто другой.

— Да так оно и есть, моя дорогая! Но я был ошарашен, понимаете? А это большой минус — особенно для человека, который несет ответственность за принятие решений.

— При таких обстоятельствах, уважаемый сэр, любой бы мог совершить подобную ошибку.

— Любой другой, но не я! Позвольте мне задать вопрос. Я знаю, что могу говорить с вами искренне. Скажите, вы действительно считаете, что Варни вампир?

— Да, я так считаю.

— Хм! Тогда кто-то должен остановить этого долговязого проныру. Не терпеть же нам вечно его причуды!