Варнак

    Двое младших по бокам, старший сзади, они повели Пастыря по платформе в сторону вокзала, из которого уже высыпала кучка шпаны. Стрекоза осталась в сторожке ждать смену. Маячил проснувшийся часовой на мосту, «аист» тоже подошёл ближе к краю крыши, чтобы видеть перроны, и теперь через оптику разглядывал идущих.

    Боеготовность у шпаны таки присутствовала. На сигнал Стрекозы подмога прибыла довольно быстро и заспанного вида не имела. Нельзя недооценивать потенциального противника. Его лучше переоценить.

    Противник?.. Мелюзга.

    Однако, зубастая мелочь-то.

    Пастырь с интересом рассматривал кодлу, собравшуюся у раскочегаренного костра: человек пятнадцать, в основном совсем мелкота, лет по десять-тринадцать, но есть и двое взрослых – по виду не меньше семнадцати. Оба с автоматами на плече, в трениках и мешковатых куртках, в кроссовках. У всех на головах банданы, все коротко или под расчёску острижены. Подходящих они встречали полной тишиной, любопытными взглядами. Уже когда Пастырь поднялся на плиты площадки перед вокзалом, кто-то из шпаны присвистнул:

– Во горилла!

    Подвели к костру, шпана раздалась, окружая, с любопытством разглядывая. Старшие встали напротив, оценили взглядами фигуру, лицо.

– Это чё за перец? – спросил один – плотный, прокачанный, с недавним шрамом над бровью.

– Пастухом зовут, – ответил старший из конвоиров, выступая вперёд, присаживаясь у костра, прикуривая от головешки сигарету. – Стрекоза его почикала.

– Не хило, – кивнул второй. – А почему не завалила?!

– Ну ты у неё и спроси, – огрызнулся конвоир.

– Спрошу.

    Он подошёл к Пастырю, рывком опустил молнию его куртки.

– Ни х*** себе! – воскликнул, вытаскивая из петли обрез. – Эй, Чомба, ты его не шмонал, что ли? Смотри!

    Конвоир обернулся, присвистнул.

– Х***ли ты свистишь, урод! – прикрикнул первый, вынимая из петли штык-нож и бросая к костру. Сорвал сумку с патронами, быстро и умело обыскал, выбрасывая на асфальт медицину. Только жгут из-под ремня не снял – не заметил, или не понял, что это такое. Неприязненно бросил Чомбе: – В наряд пойдёшь за тупость, лох!

– Слышь, Меченый, а чё я-то, – оскалился Чомба. – Его Стрекоза взяла.

– Реальный лох, – кивнул Пастырь. – Стрекоза грамотная девка, а этот – лох.

– Тебя кто-то спрашивал, мясо? – прищурился старшой.

    Он по-деловому, небрежно рубанул Пастырю под дых. Удар был резкий, тренированный, хорошо поставленный, со скруткой, с выдохом и без заноса. Ожидалось, что Пастырь сейчас сложится пополам, выпучив глаза и хватая ртом воздух. Пацан даже отвернулся и отошел деловито, для пущего эффекта. Но Пастырь принял удар шутя. На зоне его покрышками били и – ничего, только с ног сбивали.

– И я не Пастух, а Пастырь, – сказал он спокойно, как будто ничего не произошло, даже не взглянув на бившего. – Пришёл проситься в вашу шоблу.

    Второй встречавший гоготнул, произнёс почти одобрительно:

– Мощный бык.

    Вслед за ним загоготала шпана – над удивленным видом Меченого и над репликой Пастыря. И только Чомба, змеёныш, смотрел в прищур, курил и сплёвывал в костёр. Злобный гадёныш, сразу видно.

    Сила – штука такая, силу все уважают. Особенно же – вот такие кодлы. Силу и невозмутимость. Хотя тоже важно не перестараться, а то можно взбесить, и тогда набросятся и забьют – из упрямства, из желания доказать, что сильнее. Нужно временами показывать, что ты не супермен, что тебе тоже страшновато, что ты признаёшь их стаю. Тем эффектней будет смотреться равнодушное спокойствие.

– Ага, – озадаченно согласился бивший. – Хану он понравится.

– Да хан его заломает как нех*** делать, – выдали из толпы.

– Не матерись, мальчик, – обратился Пастырь к говорившему, пацану лет десяти, глазастому и юркому. В толпе заржали.

    В вокзальной двери показался выбритый наголо пацан лет четырнадцати, с факелом.

– Ну, долго вы? – бросил он старшим. – Хан ждёт.

    Всей кодлой Пастыря завели в здание вокзала. Налево пустующий и тёмный кассовый зал. Направо – зал ожидания, освещённый факелами, приделанными к стенам. Все кресла собраны и расставлены вдоль трёх стен. Четвёртая занята кое-как сколоченными нарами на которых набросаны матрацы и тряпьё, рядом стоят несколько столов из вокзального буфета. В центре зала, в кресле, раскинулся парень лет восемнадцати-двадцати, крепко сбитый, плечистый, жилистый, с косичкой, с лицом то ли киргиза, то ли узбека, в чёрных шароварах, в чёрной спортивной куртке с капюшоном. Сидел и разглядывал покрытые тёмно-зелёным лаком ногти на руках. Вокруг и позади него расселись прямо на полу человек двадцать – пацаны и девчонки самого разного возраста, но в основном взросленькие уже, от четырнадцати до семнадцати. Все в неизменных красных банданах; у тех, кто с голыми руками, видна на запястьях одна и та же татуировка в виде заполненного чем-то круга. Пастырь с надеждой обежал взглядом их лица, но никого похожего на Вадьку в неверном свете факелов не увидел.

    Его подвели, поставили перед Ханом, окружили. Один из старших сопровождающих вытолкнул вперёд Чомбу, заставил его опуститься на колени, положил перед ханом обрез, штык-нож, патроны.