Варкрафт

Кадгар постарался выглядеть изумленным и возмущенным, но голос мальчишки снова сорвался, так что слова прозвучали неубедительно.

– Тебе это повредит, – равнодушно продолжила Гарона.

– И вовсе не хочу я с тобой возлежать! Лотар уже с трудом сдерживал смех. Гарона просто пожала плечами:

– Хорошо. Тебе бы не удалось со мной удачно спариться.

На сей раз Лотар не удержался и громко фыркнул.

– Чему ты смеешься? – спросила Гарона, и тут уже пришел черед командующего почувствовать себя неловко. – Не понимаю, как вы, человеки, ухитряетесь это пережить. Как вы вообще можете что-то пережить? У вас нет мышц для защиты тела. И хрупкие кости, которые так легко ломаются.

– Ты не настолько от нас отличаешься. Как же ты выживаешь?

Гарона замолчала, а когда ответила, в ее голосе уже не было веселья. Он прозвучал сдержанно и холодно:

– Сломанные кости, срастаясь, становятся сильнее. Мои – очень сильны.

Лотару расхотелось шутить. Он подумал о зеленой коже чужачки, мягкой, как у человеческой женщины, изрезанной и растертой оковами на руках и шее. О громадных самцах ее вида, с гигантскими руками, необъятной грудью и массивными клыками. Об их оружии, весившем, возможно, не меньше, чем он сам. Он задумался о тьме, скрывавшейся в ее словах – тьме, разжигавшей его гнев и в то же время погружавшей в тоску.

Однако все, что он мог сказать, это: «Мне жаль».

– Не жалей меня.

Молчание вернулось. Трещали ветки в костре.

– Мое имя, «Гарона», – произнесла она наконец, – на языке орков означает «Проклятая». Мою мать сожгли живьем за то, что она родила меня.

Лотар внезапно ощутил боль в руках. Опустив взгляд, он с изумлением обнаружил, что судорожно сжал кулаки.

«Чудовища».

– И все же они сохранили тебе жизнь, – сказал воин вслух. Ему хотелось знать, почему.

«Как сильно они тебя мучили? И чем я могу помочь?»

– Да, это сделал Гул’дан.

Гарона перевернулась на спину. В пляшущем свете огня Лотар увидел то, что она держала в руках: шнурок, с которого свисал маленький клык, размером не больше ее мизинца.

– Он дал это мне. Чтобы я помнила о ней.

Лотар смотрел на медленно вращающуюся вещицу, словно зачарованный. Клык одновременно вызывал у командующего отвращение и будил фантазию, но Гарона явно ценила его. Лотар задумался о том, так ли уж это отличается от пряди волос – бесценного памятного знака, оставшегося от любимого и умершего человека.

Он пытался отговорить Ллейна, когда тот разрешил Тарии побеседовать с орком. Но сейчас, слушая, как Гарона открыто говорит о своем прошлом, Лотар понял, что его друг видел гораздо глубже. Она была, несомненно, красива, и, несомненно, сильна. Но еще она – и это почувствовал Ллейн – с готовностью отвечала на доброту. Эта женщина была из тех, кто перенес не только физические муки.

– Мои родители отдали меня в Кирин-Тор, когда мне исполнилось шесть, – мягко сказал Кадгар. И его признание было из тех, что лучше произносить под милосердным покровом темноты.

– Тогда я видел в последний раз и их, и своих сестер и братьев. Для семьи честь – отдать свое дитя Кирин-Тору. Знать, что их сын отныне принадлежит летучему городу Даларану, и что его обучают самые могущественные маги в мире. Куда меньшая честь – знать, что он оттуда сбежал.

Взглянув на Гарону, юноша улыбнулся и покачал головой, словно осуждая свой поступок. Женщина орков посмотрела ему в глаза и кивнула.

– Ну что ж, – вмешался Лотар, – это была крайне увеселительная беседа.

Он лег на спину, вытянувшись на постели и прислушиваясь к тому, как двое других тоже ворочаются на своих местах. Затем Лотар закрыл глаза – и под сомкнутыми веками мгновенно всплыл освещенный светом костра орочий клык, сжатый в сильной, изящной зеленой руке.

* * *

Ночь была расцвечена огнями, разукрашена кровью, и все ее песни были об убийствах и резне.

Гул’дан наблюдал за всем этим с тихим удовлетворением. Рядом с ним стоял его наставник, его советчик – тот, кто сдержал свои обещания. Тот, без кого эта ночь была бы невозможна.

– Север, юг, восток, запад, – нараспев произносил шаман, обводя рукой открывающуюся перед ними сцену, – все это будет нашим.

Его взгляд привлекло какое-то движение, и Гул’дан слегка нахмурился. Некоторые из людей бежали. Они спешили по тропе, словно деловитые муравьи, бегущие из горящего муравейника. Взвалив вещи на спину, они двигались по длинному, извилистому тракту.

– Скажи мне, учитель, – спросил Гул’дан, – куда они бегут?

– В Штормград, – ответил стоявший рядом.

Слово звучало, будто скрежет ветвей на ветру, но в нем ощущалась сила. Оно пылало, как и сердце того, кто его произнес.

– Их величайший город.

Столько презрения. Такая непоколебимая уверенность в тщетности сопротивления. И, конечно же, так и было. Никто не мог выстоять против Орды… или Скверны.

– А, – сказал Гул’дан, – туда, куда сбежала Гарона.

Подходящий момент настал. Колдун обернулся к своему наставнику.