Варяжский десант

– И Свистаков, да, это верно… Вот, рядом со мной стоит. Почему я, младший, звоню, а не он, старший по званию, звонит? Потому что он наблюдает, а я докладываю… Он наблюдательнее, а я объясняю доходчивее – все говорят. Так что для пользы дела. Суть? Согласен говорить суть только по делу! Есть! Это правильно. По делу: здесь, у Пушкина, путаны собрались, еще час назад, даже больше. А теперь еще и яйцо появилось. Тут же, у Пушкина!.. Нет, вы не ослышались. Путаны собрались у Пушкина, но просто так, без митинга и без плакатов. Стояли без протестов, ничего не делали. И тут мы глядим, со Свистаковым, оба, – у Пушкина яйцо растет, людей расталкивает! В зеленой луковице. О, путаны все к яйцу бросились! Это прямо сейчас происходит. Как по команде. Садятся. Нет, Пушкин стоит, не шелохнется. Ну, памятник, что ему? Все, сели! Яйцо закрылось, красным луком заросло… Растаяло, товарищ дежурный! Нету, все! Ни путан, ни яйца. Пушкин? Пушкин остался. Что делает? Ну, думает, как будто. Или стихи сочиняет. Я не знаю. Понял, придет машина. Понял! Для маскировки «психоперевозка» на борту написано. Дождусь, конечно. Очуркин, младший лейтенант. И старший лейтенант Свистаков. Он тоже дождется. Понял! Ждем. Хорошо. Да нас сразу видно! Напротив Пушкина мы, оба в форме. Да не в хорошей форме, а в милицейской! В обычной форме… У меня форма хорошая. Потому что новая, а у Свистакова майонезом залита, еще весной. Так и не отошло до сих пор до конца. Хорошо, буду говорить непрерывно с вами, пока не приедут. Какую песню знаю? Много знаю. А на ум только «Нас не догонят» лезет. Знаете, старая песня «Тату»? Да мы стоим, стоим на месте, не волнуйтесь! «Небо уронит ночь на ладони! Нас не догонят, нас не догонят!» Есть заткнуться!

* * *

Олений Холм встретил приветливо: утро, яркое солнце, спокойная темно-синяя Атлантика, хоть и без белых барашков, но все-таки покрытая плавными невысокими пригорками зыби, остатками далеких штормов.

Воздух был настолько прозрачен и чист, что у всех прибывших возникла вдруг одна и та же мысль о том, что воздух в этих краях просто отсутствует.

Они стояли на самой вершине холма – двести девиц и Коля Аверьянов.

Спокойный ветер с моря гладил девушек по головам и шевелил рукава блузок, подолы юбок, воротники, словно пытаясь на ощупь понять, из чего же она у них сшита, эта одежда.

– Да! Вот это да…

– О, Господи!

– Хорошо-то как…

– И даже сказать нечего.

– Сто лет на море не была, девочки.

– А я вообще не была на море никогда. Первый раз его вижу, – сказала белокурая девушка, уже не первой юности, лет двадцати пяти.

Коля повернулся к ней, но, увидев в глазах ее слезы, промолчал.

Первый раз за последние дни он вдруг почувствовал, что ввязался в историю, масштабов и сложности которой он даже отдаленно себе не представлял. Его приключения в Батыевых временах показались каким-то далеким и глуповатым кинофильмом детства, не имеющим никакого отношения ни к жизни, ни к реальной борьбе в параллельных мирах.

А борьба эта есть, война идет. Она сложна и беспощадна к мельчайшим ошибкам.

И в этой войне мускулатура, точность глаз, умение держать удар, владение рукопашным боем, как и дополнительный патрон, предусмотрительно загнанный в патронник, играют далеко не основную роль – ну вот, например, как грибной дождь, прошедший перед началом армейских учений в масштабе фронта.

Он мало, очень мало узнал у Коптина. Учиться нужно было годы. Мельком он кинул взгляд на штрих-кодер и похолодел: своими художествами в прошлом, здесь, на Оленьем Холме, засылкой свадебной группы на Фату-Хиву он уже наплодил без малого два миллиона параллельных миров. Миры были очень близки к основному – интегральный датчик отклонения сидел практически «на полке», на нуле, но эти 1 976 532 параллельных мира различались в деталях. И пусть детали эти были малозаметны, но все же из этих 1 976 532 миров не было и двух абсолютно одинаковых, строго идентичных.

Самое же страшное было в том, что сейчас, в данный момент, когда они все стояли и не предпринимали ровным счетом ничего, штрих-кодер стремительно накручивал свой счетчик, и новые параллельные миры обильно рождались, сыпались градом.

Краем глаза он скользнул по девушкам. Нет, движения, поступков нет.

Они просто стояли и думали – каждая о своем.

Конечно, это можно объяснить.

Визит в прошлое может изменить будущее, если раздавишь тут, в прошлом, бабочку или жука. Конечно…

Но можно изменить будущее, раздавив здесь, в прошлом, какого-то червя в себе самом, – ведь верно?!

И мир останется таким же, как и был: все цело, ты ни на что не наступил, не уничтожил ничего, не исказил в нем.

Но все-таки мир изменится. Потому что мир легко изменить, параллельные миры рождаются бесшумно, непрерывно.

Ведь мы и без всякой телепортации часто уходим в прошлое. Уходим мысленно в дебри минувших дней и давно происшедших событий, не в силах изменить их, подправить тем самым настоящее. Все знают – это невозможно.

Но это возможно. Возможно в обычной, в реальной жизни. Более того, это происходит всегда и со всеми.